Журналюга - дядя Коля

издания в стильных цветных суперобложках занимали б о льшую часть объемного шкафа. Томики плотно теснились на полках и всем своим видом говорили: «Смотрите, хозяин этой квартиры — человек обеспеченный и с нужными связями, смог нас достать!» Паша скользнул рассеянным взглядом по плотным разноцветным рядам, заметил Хемингуэя и попросил у отца Майи, Ивана Сергеевича, разрешения полистать книгу. Тот кивнула: конечно же!

Достал толстый, тяжелый том и начал бегло просматривать роман «Прощай, оружие!» Все равно пока делать нечего — ждали еще двух девочек. К нему подошла Майя:

— Интер6есно?

— Да не очень, — честно признался Паша, — на мой взгляд, Хэм — довольно скучный автор. Слишком серьезный, что ли… Пишет так, как будто излагает истину в последней инстанции, и почти все его вещи по большей части — одни только длиннющие рассуждения и описания, а вот действий и диалогов у него, на мой взгляд, маловато. Да, разумеется, он — великий писатель, классик, с этим никто не спорит, но, думаю, не для нашего читателя… И тем более — не для молодого.

— Вы читали Хемингуэя? — удивился Иван Сергеевич, помогавший сервировать стол. — А что именно?

Паша с ходу назвал несколько произведений, потом упомянул, что Теодор Драйзер, с его точки зрения, гораздо интереснее для советского человека, особенно юного: более прост и понятен. Текст читается намного легче, чем у Хэма, да и сюжеты не в пример живее и разнообразнее. А также занимательнее и познавательнее, особенно его знаменитая трилогии «Финансист», «Титан» и «Стоик». Хотя и другие его известные романы, скажем, «Американская трагедия» и «Сестра Керри», тоже очень даже ничего — дают практически полное представление о жизни в США в конце прошло и начале нынешнего века.

— Ну надо же, — еще больше удивился Иван Сергеевич, — у вас очень необычные, зрелые и самостоятельные суждения для простого школьника. Сейчас, как я знаю, старшеклассники читают очень мало, да и то — в основном те произведения, что им задают в школе по программе. А романы Хемингуэя, как и Драйзера, насколько мне известно, в нее точно не входят… Вот моя дочка (кивок на Майю) ни одного из них не прочла, хотя дома — целая библиотека!

— Папа, ну ты же знаешь, — подошла к ним виновница торжества, — сейчас у нас в школе такая нагрузка, что ни на какое другое чтение просто не остается времени! Успеть бы проглотить то, что положено для экзамена…

Иван Сергеевич кивнул: да, мне это тоже известно. Потом спросил у Паши:

— А вы кем, молодой человек, хотите быть, если не секрет? Куда собираетесь поступать после школы?

— Мечтаю быть журналистом. А поступить собираюсь в МГУ на факультет журналистики…

— Пашка, ты мне об этом ничего не говорил! — сделала удивленные глаза Майя. — Ты же вроде бы в какой-то технический вуз собирался?

— Да, было такое дело, — согласился Паша, — собирался. Но это по большей части было не мое личное желание, а желание моего отца. Это он мечтал, чтобы я стал инженером и продолжил заводскую династию. А я вот совсем недавно ясно понял, что мое призвание совсем в другом. Инженерное дело абсолютно не интересно, хочу заниматься творчеством, в частности — журналистикой.

— Надо же, как необычно! — сказал Иван Сергеевич. — И что, у вас уже есть какие-то публикации, где-то печатались?

— Пока что нет, — честно признался Паша, — но собираюсь этим заняться. Вот, на днях хотел в «Комсомолку» заглянуть, предложить свои услуги как внештатного корреспондента. Может, дадут мне какое-нибудь интересное задание…

Майя как-то странно на него посмотрела, а Иван Сергеевич громко и весело рассмеялся:

— Ну, загляните, загляните! Я как раз там работаю — заместителем главного редактора. Спросите у Майи номер моего служебного телефона, и, как соберетесь и приедете, так сразу же позвоните мне снизу, от охраны, я выпишу вам пропуск. И познакомлю с редактором нашего отдела учащейся молодежи, Витей Поповым. Он парень молодой, энергичный, умный, полагаю, найдет, чем вас занять…

Паша искренне поблагодарил Ивана Сергеевича и подумал: «Вот уж повезло — так повезло, что называется, привалило по-настоящему! Такой шанс нельзя упускать. Ни за что! Нужно уже на этой неделе подскочить в редакцию и познакомиться с этим Витей Поповым. По возможности — сразу же с ним задружиться…»

В это время в прихожей затренькал дверной звонок — наконец-то пришли опоздавшие девочки. Одной из них, к немалому удивлению Павла, оказалась Ира Селезнева. Даже странно, что Майя позвала к себе на день рождения такую серенькую, незаметную мышку. Хотя, с другой стороны, если хорошенько подумать… Паша еще раз оглядел собравшихся девушек и понял, кого, как и по какому признаку выбирала Майя — все приглашенные явно уступали юной хозяйке дома в красоте. Что ж, совершено правильный, чисто женский подход: на их фоне Майя будет выглядеть не просто красавицей, но и настоящей королевой, царицей бала.

Опоздавшие девицы с шумом и радостными визгами поздоровались с именинницей, вручили ей подарки, а потом все, наконец, сели за стол. Через одного — мальчик-девочка, мальчик-девочка. Паша, само собой, оказался рядом с Майей (с другой стороны от него сидела Селезнева). Иван Сергеевич налили всем сухого вина (но понемногу), подняли бокалы и начались обычные в таких случаях тосты. Сначала, разумеется, выпили за виновницу торжества, потом — за ее папу и маму, после этого — уже за всё хорошее против всего плохого. Паша старался не частить: вино, конечно, было слабое, сухое, но ведь и это его тело — совсем молодое, не привыкло еще к злоупотреблениям и возлияниям. Как бы не повело от алкоголя… А ему нужно оставить о себе очень хорошее впечатление — чтобы потом, если понадобится, легче контактировать с Иваном Сергеевичем.

Примерно через полчаса папа и мама Майи вылезли из-за стола и сказали, что у них билеты в кино на вечерний сеанс. И вернуться они только в десять часов. Паша по достоинству оценил деликатность родителей — посидели немного, поздравили любимую дочку с днем рождения и ушли, чтобы дать возможность мальчикам и девочкам спокойно пообщаться и потанцевать. Эх, повезло Майе с предками, что ни говори, всем бы нам таких! Тогда и не было бы у молодежи, пожалуй, очень многих проблем…

Вот он, к примеру, долгое время не мог пригласить к себе девушку для более плотного, интимного общения: дома всегда находилась тяжелобольная бабушка. Поэтому он и мотался по два-три раза в неделю к Маринке в Матвеевку. И затем, уже после свадьбы, они примерно полгода снимали чужую квартиру. За семьдесят рублей в месяц, между прочим, почти половину его месячного заработка.

И, быть может, одной из причин крушения их брака как раз и стало то, что у них не было своего жилья, родного гнезда. Зато уже позже, когда он познакомился с Ниной, у него имелся свой собственный угол — накопил денег и купил скромную однушку у какого-то опустившегося алкоголика. Вложил в нее кучу денег (квартира была совершенно запущенной, что называется, убитой), но зато получил то, что хотел: свой маленький персональный рай. Дом, милый дом!

«Эх, — горько подумал Паша, — сейчас бы я всё отдал, чтобы снова очутиться в своем теле и чтобы на календаре был 1989-й год — когда он начал жить с Ниной». В СССР тогда творилось уже черт знает что, начался развал, переросший затем во всеобщий хаос и полное разорение, не хватало буквально всего, инфляция была жуткая, пышным цветом расцвел криминал, бандитизм, страна буквально разваливалась на куски — бывшие союзные республики требовали свободы и независимости, а они двое любили друг друга и были очень, очень счастливы…

* * *

После ухода родителей Майя и девочки быстро отнесли посуду на кухню, а мальчики отодвинули в сторону стол и стулья, начались танцы. Играл советский катушечный магнитофон с огромными бобинами (довольно дорогой — «Маяк»-стерео), мягко, чуть приглушенно мерцали разноцветные лампочки цветомузыки, отбрасывая легкие, скользящие блики на потолок, и медленно двигались в полутьме танцующие пары.

По негласной договоренности мальчики приглашали девочек по очереди — чтобы никому не было обидно. Сначала они тряслись под быструю музыку (чтобы еда быстрее уложилась), а затем все чаще стали ставить медленные мелодии.

Первый медляк Паша танцевал с Ирочкой Селезневой (так уж получилось), но на второй решительно пригласил Майю. Та охотно пошла с ним. Он близко прижал к себе девушку (гораздо плотнее, чем это