Мир будущего - Людмила Райот

— Ну что ж, валяй.

Никель удивленно поднял брови, оторвавшись от виски.

— С каких пор нужно так мало алкоголя, чтобы ты стала покладистой?

Я проигнорировала вопрос и снова потянулась к бутылке, но он увернулся и сам приложился к виски.

— Хватит. Зачем мне твой затуманенный дурманом мозг.

— Не понимаю, зачем он вообще тебе сдался, трезвый или нет, — пробормотала я.

— Мне нужен сон, и ничего больше, — возразил Ник. — От него зависит, как все пойдет дальше. Сними его. — Он указал мне на ухо, имея в виду блокатор.

— А если откажусь? — просто ради интереса спросила я.

Он помедлил с ответом, смотря мне в глаза и помахивая бутылкой, как большим метрономом. Решал, раздавить ли ответом или дать надежду. И в итоге выбрал первое.

— Он меня не остановит. Раньше — да, но теперь я сильнее него. Даже с ним я найду твой сон, но без него это случится быстрее и… деликатнее. Готова?

— Нет, — я прошла мимо и скрылась в ванной, закрывшись на замок.

Только что мне думалось, что отгородиться дверью — хорошая идея, но теперь я не была в этом уверена. Если и полегчало, то совсем незначительно, сколько я ни пыталась собраться и найти в предстоящем положительные стороны.

Черт возьми, от ожидания и правда становилось хуже, хотя хуже, казалось, быть не может. Я ежесекундно возвращалась к мысли: сейчас он постучит и спросит, скоро ли я выйду. Или просто откроет ее одним прикосновением, как это случилось с дверью в спальню. А, может, попробует выломать ее, если я откажусь выйти?

Меня отчетливо замутило. Все-таки зря я пила. Я прополоскала рот водой и взглянула в зеркало. Огромные перепуганные глаза в отражении заставили меня слабо улыбнуться.

Давай же, возьми себя в руки, иначе Никель возьмет тебя в свои.

От пришедшего в голову каламбура стало лучше. Иллюзия обладания чувством юмора помогала мне во многие непростые моменты жизни.

Вскоре я вышла. В комнате за время отсутствия снова стало темно — верхний свет потух, осталась лишь красная подсветка пола. Я нерешительно остановилась на пороге, отыскивая Никеля глазами. Может, он все-таки ушел?

Справа шевельнулась одна из теней — не будь я готова к чему-то подобному, точно умерла бы со страху.

— Почему ты убавил температуру?

— Я этого не делал.

Да, наверное, не делал. Выйдя из светлой ванной, меня тут же начало трясти от волнения, будто от холода. Несмотря на кажущееся спокойствие, тело говорило об обратном.

— Только не спрашивай, готова ли я. Ответ снова будет отрицательным, — я сложила руки на груди. Не стану протягивать ему ладонь, иначе он увидит, как сильно она трясется.

Никель не напомнил о блокаторе, попросту забыл, и я смутно обрадовалась этому. Может, если он расшибется о собственную защиту от ментальных взаимодействий, это охладит его пыл?

Чтобы отвлечься от волнами накатывающей паники, я переключила внимание с себя на Никеля.

О, лучше бы этого не делала!

Он закатывал рукава рубашки до локтей, тщательно и аккуратно. Очевидно, что на этот раз он собирается взяться за меня голыми руками (в прямом и переносном смысле), но зачем же оголяться НАСТОЛЬКО? Я почти позаимствовала его сумасшедший смех, когда увидела нечто странное, то, чего видеть никак не должна была, и мне сразу стало не до веселья.

На его правом предплечье блеснуло что-то голубоватое. Мелькнуло по направлению от локтя к запястью. Я затаила дыхание, внимательно всматриваясь в гладкие крепкие предплечья, и увидела еще одну голубую точку. Вот! Еще и еще. Крохотные искры пронизывали его руку, собираясь на кончиках пальцев, так что те начинали слабо мерцать.

Завораживающе красиво.

Уже второй раз за день у меня в голове начали разворачиваться образы, и осознание этого помогло окончательно успокоиться. Немного необычная реакция на галлюцинации, правда? Но мой образ жизни вообще трудно назвать обычным. И сейчас я зашла слишком далеко, чтобы всерьез рассчитывать на скорое возвращение домой.

Я улыбнулась Никелю, и он подошел ближе, встал почти вплотную. Теперь я видела, что он тоже волнуется, но задумываться о причинах было некогда.

Он медленно поднял руку и дотронулся указательным пальцем до моего лба. Я закрыла глаза и приготовилась к временной отключке, но ничего не произошло. Просто легкое, нежное прикосновение — вот и все, что я почувствовала.

Я недоуменно сдвинула брови — неужели блокатор все-таки сработал? — а его рука уже пришла в движение: опустилась вниз, нарисовав невидимую линию от середины лба, через переносицу и до кончика носа.

Я встретилась с Ником глазами и поняла, что он с большим трудом сдерживает себя. Его лицо окаменело от напряжения, дыхание сбилось, а на лбу выступила вена, но при этом он показался мне красивее, чем когда либо.

Что он делает? Ужасное озарение кулаком ударило в грудь. Я резко подняла руку, собираясь оттолкнуть его, но он опередил меня, перехватив ладонь левой рукой.

С непривычки показалось, что искра прошила насквозь. Тело начало выгибаться; на доли секунды это выглядело так, словно я взялась рукой за оголенный провод, а затем все пропало. Я уменьшилась до размеров клетки, сама став искрой, стремительной стрелой пронзающей синапсы. Пронеслась по руке, минуя один за другим связи нейронов, и проникла в спинной мозг, а оттуда, через хитроумные переплетения нервных клеток, попала в собственную голову.

На короткое (1) мгновение я увидела себя со стороны, отбивающуюся от повалившего меня на пол Никеля, а потом картинки пошли в обратном направлении, как на перематываемой назад видео-пленке. Вот я стою перед Ником, дрожа от волнения, спиной вперед выхожу из комнаты, бегу по коридору. Поток мысле-образов убыстряется, и мне остается только выхватывать из него отдельные фрагменты. Я галопом проношусь по уровням Города, встречаюсь с кем-то, сплю, стою в темном московском проулке напротив посланцев Никеля, двигаюсь еще стремительней по воспоминаниям прошедшего года на Земле. Принимаю заказ в кафе, целуюсь с каким-то парнем, смеюсь, рыдаю, снова сплю, пока не начинаю видеть в этих фрагментах Набил и Никеля, снова и снова. Становится неуютно; вокруг начинает концентрироваться ощущение протеста. Ощущения, возникающего, когда в твой внутренний мир вторгаются посторонние, громко топают, шумят, трогают все без разбора грязными руками.

Я хочу закричать, и тут же понимаю, что не могу этого сделать — мешает нарастающая в груди боль. Только-только успев осознать ее, тут же забываю о ней, также как забываю о теле и о том, что ему нужно дышать.

Больше нет чувств, нет воспоминаний, нет необходимости в кислороде. Остаются только держащие меня руки, переплетенные пальцы, и тот горящий огнем участок кожи, где Ник касается лбом моего лба. Через них в меня непрерывно вливается ток, и он и есть тот самый кислород, которого я сейчас так жажду, и под действием которого я начинаю разрушаться.