Ловец Чудес - Рита Хоффман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но я действительно вот-вот заплачу.
– Ненавижу тебя, лорденыш.
– Ты обманываешь сам себя. – Я сжал пальцами его запястье. – У тебя жар.
– Он не проходит уже две недели.
Теодор закашлялся, я поспешно помог ему сесть и придержал, пока его била крупная дрожь. Сквозь ткань ночного костюма я почувствовал выступающие кости и сжал зубы, чтобы не закричать от горя.
– Совсем плохо стало не так давно, – будто оправдываясь, сказал Теодор. – Когда…
– Прости меня. Ты звал, а я так и не приехал.
– Я был рад, что у тебя есть дела поважнее, чем возиться с моим ночным горшком.
– Нет ничего важнее твоего ночного горшка.
Большая слеза упала на одеяло и оставила на нем уродливый след. Рядом тут же появилось второе пятно, расползлось по ткани. Я сжал худые плечи Теодора и притянул его к себе. Он плакал.
– Не смей никому, – он шмыгнул носом, – рассказывать. Говори, что я держался до последнего. Стоически переносил все тяготы и невзгоды, не терял духа и веры. Моя мать будет рада это услышать.
– Ты сам скажешь ей это.
– Ты всегда был плохим лжецом.
От него пахло смертью. Весь дом пропитался ее миазмами. Сердце Теодора билось совсем тихо, я ощущал его робкие удары. Оно устало бороться, болезнь высосала из него все силы.
– Тебе очень больно?
– Ужасно, – признался Теодор. На его лбу выступили бисеринки пота. – Каждый день похож на низвержение в ад.
– Что дают тебе врачи?
– Морфий. Но мне не нравится, что он туманит разум. Свои последние дни я хочу провести в здравом уме. Прими я ночную дозу, не увидел бы тебя. Ради этого стоит помучиться.
Я выпрямился, обошел постель и забрался на нее с другой стороны. Теодор попытался повернуться, но я усадил его спиной к себе, обнял и заставил положить горячую голову себе на грудь. Вот так.
– Со мной кое-что произошло.
– Что-то хорошее? – робко спросил Теодор.
– Неизбежное, – уклончиво ответил я.
– Неизбежна лишь смерть, mon chéri.
Он не увидел кривую усмешку, исказившую мое лицо.
– Ты доверяешь мне?
– Конечно.
– Тогда позволь облегчить твою боль. Закрой глаза.
– Если ты про морфий, я…
– Теодор, – с нажимом произнес я, – закрой глаза.
Я прочитал об этом в одной из книг. Возможно, то был всего лишь миф, но, если у меня получится, Теодор забудет о боли, проведет свои последние дни в покое и неге, а я, словно Мрачный Жнец, буду сопровождать его до самого конца.
Клыками я порвал кожу на запястье и поднес его к дрожащим губам Теодора. Сперва он ничего не понял, попытался оттолкнуть мою руку, так что мне пришлось силой заставить его прижаться ртом к кровоточащей ране. Через мгновение его тело напряглось, пальцы вцепились в мою руку. Словно обезумев, Теодор пил мою кровь, а я, глубоко пораженный этим зрелищем, мог только смотреть на него.
Когда рана затянулась, Теодор откинулся на мою грудь, и я увидел, что лицо его перестало напоминать посмертную маску, щеки зарделись, а губы пылали алым, как едва распустившийся бутон. Удары его сердца стали уверенными и мощными, лихорадка отступила.
Мы молчали до тех пор, пока небо за окном не начало сереть. Тогда Теодор сказал:
– Тебе пора уходить.
Не знаю, понял ли он сам, или ему рассказала обо всем моя кровь, но я испытал непередаваемое облегчение. Прежде мне казалось, что магия ночи разобьется о мою попытку рассказать о своем превращении; что, едва поняв, что случилось, Теодор поднимет крик и прикажет мне убираться. Но он снова превзошел все мои самые смелые ожидания.
– Ты вернешься вечером? – спросил он, когда я встал с постели.
– Вернусь, – пообещал я.
– Останься в комнате, которую подготовил Шарль. Повесь на ручку пояс от халата – так мы даем понять друг другу, что нас нельзя беспокоить, – голос Теодора звучал спокойно и уверенно. – Я предупрежу Шарля, чтобы он не входил, пока ты не позволишь.
– Уверен? Я могу…
– В этом доме ты в безопасности, – прервал меня Теодор.
– Ты ничего не спросишь?
– Нет. – Он пожал плечами. – Ты попросил довериться тебе, и я согласился, теперь ответь мне тем же. Тебя никто не тронет.
– Спасибо, Теодор.
Я вышел в коридор и тенью скользнул вперед, прямо к приоткрытой двери гостевой комнаты. Там я схватил халат и сразу же повязал махровый пояс на ручку с внешней стороны. Мне стало спокойнее, но тревога все равно не отступила. Достаточно ли я безумен, чтобы остаться в этом доме? Готов ли доверить Теодору свою жизнь?
В комнату проникли первые лучи солнца – и я опрометью бросился к окну, чтобы задернуть тяжелые портьеры. Неважно, доверяю я Теодору или нет, – у меня не осталось времени. Придется спать здесь, надеясь, что старина Шарль не решит войти и раскрыть шторы, чтобы поприветствовать новый день. Если это произойдет, от меня останется только пепел.
Я разделся, забрался под одеяло и накрылся им с головой.
Осталось три дня. Затем я должен явиться к Куратору, чтобы получить задание. Пауки наверняка поняли, что в доме меня нет, и начали поиски. Дебора обижена. Теодор при смерти. Я заставил его выпить своей крови. Пришлось закрыть рот кулаком, чтобы никто не услышал мой истерический смех.
Какой ужас. Я живу в кошмаре.
Снов я больше не видел. Стоило затаиться в прохладном темном месте и закрыть глаза, как мир вокруг меркнул, уступая натиску вязкой черноты. Я не замечал течения времени, мой сон был настолько крепок и абсолютен, что, пробуждаясь, я мог поклясться: прошло всего мгновение. Какая-то необъяснимая сила влекла меня к себе, заставляя вынырнуть из черного океана пустоты и продолжить жить. Каждый вечер я заново рождался, восставал, призванный кем-то незримым, но, несомненно, могущественным.
Я выскользнул из гостевой комнаты и быстрым шагом преодолел расстояние, разделяющее меня и дверь в комнату Теодора. Внутри его не оказалось – постель в беспорядке, шторы задернуты, халат и пижама неопрятным комком валяются у изножья. Взволнованный, я спустился на первый этаж и замер на пороге гостиной, ослепленный яркими лампами и улыбкой Теодора.
Вчера он выглядел так плохо, что я всерьез решил, будто он не переживет эту ночь. Сейчас же передо мной, опираясь на трость, стоял слегка бледный, но однозначно живой и почти здоровый юноша с раскрасневшимися щеками и блестящими глазами. Золото его волос так сверкало в искусственном свете ламп, что мне пришлось прищуриться.
– Арчи! – Теодор, хромая, подошел ко мне и одарил улыбкой, от которой у меня подогнулись колени. – Вот-вот подадут ужин, надеюсь, ты составишь нам компанию.
– Нам? – только и смог выдавить я.
– Отец и Элиза приехали утром. Мы…
– Мистер Аддамс? Рад, что вы нашли время навестить Теодора. Он расцвел в вашей компании.
Подавив желание провалиться сквозь землю, я обернулся и пожал руку виконту Арчибальду Барлоу. Элиза чопорно кивнула из-за его плеча и поспешила уйти.
Я знал: отец Теодора – фигура значительная, в Лондоне нет ни одного сколько-нибудь состоятельного человека, который не слышал бы о нем и его семье. Когда Орден переводил меня в местное отделение, я выбрал имя Арчи, наткнувшись на статью о Барлоу-старшем. Кто знал, что судьба сведет меня с его отпрыском? А потом и с ним самим.
При первой встрече виконт показался мне настоящей скалой – высокий, широкоплечий, с лицом, будто вытесанным из куска гранита; он навис надо мной и провел допрос, выдавая его за непринужденную светскую беседу. Он спрашивал о моих родителях, работе, дальних родственниках и книгах, выяснял, где я живу, и вел себя довольно высокомерно. Я врал ему так виртуозно, что в какой-то момент сам поверил в свою легенду. Виконт тоже.
Узнав, что мы почти тезки, он расслабился и позволил себе снять маску строгого отца и столпа английского общества. Он оказался человеком старой закалки, исходящая от него сила повергла меня в благоговейный ужас, и я долго не мог отойти от этого впечатления.
– Мы ждали вас раньше, – сообщил виконт Барлоу.
– Отец, – предупреждающе начал Теодор.
– Работа, – перебил его я. – Я должен был закончить важное дело.
– Я рад, что молодые люди еще понимают, что такое ответственность, и не подводят людей из-за личных передряг. За такими, как вы, будущее, мистер Аддамс.
– Вы преувеличиваете.
– Не нужно этой ложной скромности, она к лицу лишь юным девам, – отмахнулся виконт. – Вы поужинаете с нами?
– Конечно, сэр.
– Вы к нам надолго? – Виконт жестом пригласил меня следовать за ним.
– Пока не знаю, – уклончиво ответил я. – Меня подкосила болезнь, и я взял вынужденный отпуск.
– Теперь-то