Псионик - Павел Барчук

Не знаю, чем руководствуется Романовский. Вообще не понимаю. Однако размышлять об этом буду не сейчас. Вот доберусь до столицы, там и подумаю.

Оказавшись рядом с озером, выбрал то самое место, где уже случались самоубийства. Сначала парочка идиотов выбрали его от балды. А потом — остальные идиоты решили сделать из этого традицию. Сложил кучкой форму на берегу, рядом пристроил записку, прижав ее камнем, чтоб не унес ветер.

Замер, глядя на мёртвую, чуть зеленоватую, густую воду, которую и водой-то назвать язык не повернется.

Конечно, Романовский сразу поймёт, кто приходил в дом Залесских. Завтра в школе не будет только меня. В версию про утопление он не поверит ни разу. Ликвидатора можно считать, кем угодно, только не дураком. Но у меня выбора особо нет. Не идти же мне убивать одноклассников, чтоб прикрыть свой след. Не собираюсь подтверждать эту нелепую мысль, будто псиоников нельзя оставлять в живых, потому что они — опасны.

Нет, Костырева я с огромным удовольствием сунул бы башкой в мёртвое озеро. Держал бы до того момента, пока он не перестал бы дергаться. Но такой вариант — вообще бред. Не мое желание утопить эту мразь. Оно как раз оправдано. Бред — из-за несоответствия его кандидатуры. В нем единственном, наверное, особист может быть уверен. Потому как именно облик Костырева принял неизвестный полковнику псионик. Уж его Романовский точно за преступника не примет.

В общем, при данном раскладе, исходя из обстоятельств, лучше не суетиться, а делать все, как задумал.

Я посмотрел на чемоданчик, стоявший на земле рядом с моей ногой. Так торопился оказаться подальше от Ликвидатора, что даже не заглянул внутрь. Может, полковник, сказав правду про фору, соврал насчёт денег. Может, и нет ни хрена в чемодане.

— И что там у нас?

Наклонился, подхватил его рукой, потом развернул крышкой вверх и щелкнул замком. Даже кодового замка не имелось. Даже электронный ключ отсутствовал. Вот это самоуверенность, однако…

— Ох, ни хрена ж себе…

Передо мной лежали красивые, аккуратно упакованные пачки свежих купюр. Новенькие, без единой замятины.

— Видимо, просьба у Костыревского папаши оказалась очень серьезная, если он отвалил столько имперских рубликов…– Я даже тихо присвистнул вслух.

Считать времени не было, но на первый взгляд тут несколько десятков миллионов.

— Класс…– Одним щелчком захлопнул крышку, развернулся и пошел прочь от озера.

Мне нужно двигать из города, а не рефлексировать возле вонючего мертвого озера.

Прощаться, к счастью, не с кем. Мать… Ну, ничего. Поплачет, успокоится. Да и вообще, ей лучше верить в происходящее. Пусть думает, будто я на самом деле утопился. Переживать мне тоже не о ком…

Не успела последняя мысль сформироваться в голове, как внутри что-то ёкнуло. Типа, врешь ты, Борька. Брешешь, как бродячий пес. Есть тебе о ком переживать. За Настю все равно душа болит. Особенно, если предположить, что сейчас она где-то проводит время с Никитой.

Сто́ило вспомнить этого мудака, как воображение начало исполнять удивительные фокусы. Оно вдруг нарисовало мне, как девчонка идёт по центральной улице города, красивая, счастливая. Держит за руку Золотого мальчика, слушает чушь, которую он ей втирает, и смеётся его рассказам. А этот мудила распирается перед ней, нахваливает себя.

От возникшей в башке картины, которая нарисовалась очень реально, меня начала душить жаба. Огромная и ядовитая.

— Хватит, придурок! — Рявкнул я сам себе, а потом еще, для верности, шлёпнул ладонью по своему же лицу. — Приди в себя. Какая тебе разница, что там делает Настя? Пусть гуляет. Пусть радуется!

В любом случае ей надо привыкать к общению с нормальными людьми. Не в плане человеческих качеств. Тут слово «нормальный» точно не применимо. Я имел в виду не конкретно Никиту, а тех, кто вырос не в нашем убогом районе. Тех, с кем Настя познакомится сначала в колледже, потом в институте.

— Забудь и не вспоминай…– Продолжал я ставить свои мозги на место. — Забудь и не вспоминай. Забудь и не вспоминай.

Потребовалось повторить эту фразу ещё раз десять. Только после этого немного отпустило. Образ Насти начал блекнуть, а потом вообще исчез.

Пока шел, на ходу, одной рукой, которая была не занята чемоданчиком, развернул спортивную сумку. Ее я прихватил с собой. Изначально предполагал, она мне понадобиться в дальнейшем.

Ясное дело, с чемоданом путешествовать нельзя. Только дурак не знает, для каких целей используются подобные чемоданчики. Я свернул в тёмную подворотню, предварительно просканировав пространство на предмет хоть какой-то разумности. То есть тупо прощупал в нужном радиусе наличие чьих-либо мыслей. Никого не было, а значит, можно на переживать, что нарвусь на бродяжек или случайно зашедшего поссать гражданина.

Открыл сначала чемодан, потом открыл сумку. И принялся, прямо как есть, пачками, вытаскивать деньги из чемодана, а потом засовывать их внутрь сумки.

Вся эта процедура заняла у меня не более десяти минут. Чемоданчик я бросил в угол. Но сразу, сам же поразился своей тупости. На нем остались отпечатки пальцев.

— Да блин… — Несколько секунд изучал этот долбаный чемодан, соображая, как лучше поступить. Потом, вроде, нашелся подходящий вариант. — Ну, ладно… Психокинетика мне в помощь.

Еще порядка получаса ушло у меня на то, чтоб нагреть вещь, которая должна быть уничтожена. Честно сказать, чуть башка не лопнула от напряжения, столько усилий потратил. Однако, мои потуги увенчались успехом. В итоге, я удовлетворенно смотрел, как плавится чемодан, превращаясь в не́что.

Вот уже после этого кивнул сам себе, закинул сумку на плечо и рванул обратно в сторону богатых кварталов. Казалось бы, сошел с ума. Бежать надо от Романовского, а я по сути бегу к нему. Точнее, мимо него. Хочу проскользнуть между ног у главного особиста. Будто мы играем в какую-то игру.

Но на самом деле. Это — единственный правильный путь.

Меня начнут искать в том направлении, которое идет через наш убогий район. Сразу за мусоркой — черта, обозначающая конец городской территорий. Потому что, по всем законам логики, особисты будут понимать, я не богатей. Если бы богатею пришло в голову уехать в другое место, он бы не стал воровать деньги. У него есть свои и риск не оправдан.

То есть, по идее, я, будучи бедняком, предпочту скрыться через трущобы. Оттуда можно попасть на дорогу, которая соединяется с трассой, ведущей в Южные земли, к морю. Для псионика из нищебродов — это отличный вариант, рвануть в сторону курортов. Людей там много. Приезжих много. Местные на новые лица вообще не обращают внимания. А «новые лица» тучами прутся для того, чтоб потратить денег и покуролесить. То есть, для беглого псионика с чемоданом денег — райское место.

Через богатые районы можно попасть к федеральной трассе, которая ведет к столице. И по идее, там мне делать нечего. Если не знать мою конечную цель. А я очень надеюсь, Ликвидатор не настолько умен, чтоб догадаться, беглеца интересуют Корпорации.

Слова Марины Леонидовны зародили во мне сначала далёкую мысль. Потом эта мысль трансформировалась в чёткий план.

В нашем мире корпорации решают все. Даже самая безумная идея, которую поддержит кто-то из бенефициаров, может превратиться в закон. И я хочу этого очень сильно. Хочу, чтоб псиоников перестали преследовать и убивать. Хочу, чтоб их начали учить. Чтоб псионики стали полноценными гражданами, а не изгоями и преступниками. Для этого мне нужно показать Корпорациям пользу таких, как я. А столь опасный фокус с наскока не продемонстрируешь. Для начала мне нужно попасть внутрь какой-нибудь Корпорации, заслужить доверие, получить определённый вес. В идеале, выйти на бенефициара. Только после этого можно говорить о главном.

Так что моя дорога однозначно и несомненно лежит в сторону Нового Питера. А значит, город я покину через районы богатеев.

Правда, сделать это непросто. В богатых кварталах не слишком много тёмных углов, но зато до чертиков полно полицейских патрулей и камеры слежения натыканы везде. Вот в этих районах они как раз — ради спокойствия граждан. Мне повезло, что дом Залесских, как и Костыревых, находится не на центральной улице, а в так называемой «Долине счастья». Именно поэтому, пока возвращался в рабочий район, смог обойти патрули. Но теперь надо идти через самый главный проспект. И шляться там с физиономией Костырева — крайне глупо.

Пока бежал в сторону квартала богатеев, лихорадочно соображал, как