Возбуждённые: таинственная история эндокринологии. Властные гормоны, которые контролируют всю нашу жизнь (и даже больше) - Рэнди Хаттер Эпштейн

Согласно теории Мани, гендерная идентичность пластична до возраста примерно 18 месяцев – после первого притока гормонов к мозгу, но задолго до подросткового возраста. Примерно в это время окружающие начинают относиться к ребенку согласно мужским или женским нормам, но еще есть возможность для иного отношения. До Мани гормоны считались ключевым определяющим фактором для гендера и сексуальной ориентации; Мани показал, что важно и то, как воспитывают ребенка[17].

Команда из госпиталя Хопкинса воспользовалась новой перспективой Мани и собственным клиническим опытом, чтобы разработать протоколы лечения. Например, они считали, что новорожденных мальчиков, рожденных с редкой клинической аномалией – микропенисом, – нужно «делать» девочками. Доктор Говард Джонс разработал хирургическую методику формирования влагалища из генитальной ткани. Семенники удалялись, а родителей, подобно Салливэнам, инструктировали, как обращаться с новоиспеченной девочкой, которая раньше была мальчиком. В подростковом возрасте прописывали эстроген, чтобы телосложение ребенка развивалось по женскому типу. Маленький мальчик мог превратиться в девочку, если начинать лечение в том возрасте, когда гендер еще пластичен, – правда, врачи в данном случае работали не с неоднозначными гениталиями, а с гениталиями, строение которых, по их мнению, делало необходимым смену пола. Они считали, что если пенис слишком маленький, то ребенок будет более счастлив, если растить его как девочку, а девочка со слишком большим клитором будет счастливее без него.

Врачи не задумывались о том, как гормоны до рождения влияют на гендерную идентичность в долгосрочной перспективе: над этим начали работать лишь несколько десятилетий спустя. Не проводили они и рандомизированных контролируемых исследований – не разделяли детей с неоднозначными гениталиями на две группы (те, кому сделали операцию по смене пола, и те, кому не сделали), после чего следили за тем, какая группа будет счастливее. Но они все же наблюдали за детьми и продолжали общаться со многими из них после хирургического и гормонального вмешательства; позже они сообщили, что многие их пациенты ведут удовлетворительную жизнь.

Их правила – тогда единственные правила – были разработаны, чтобы ребенок чувствовал себя как можно более нормальным. Они считали, что поддерживают эмоциональную стабильность детей. «Никто в мире не сомневается, что жить много лет с гениталиями странного вида – это серьезный сдерживающий фактор для кого угодно, неважно, как мальчик вы живете или как девочка, – объясняла доктор Джоан Хэмпсон, психолог из госпиталя Хопкинса, коллегам на конференции Американской урологической ассоциации в 1959 году[18]. – Как можно более быстрое проведение операции, – добавила она, – «невероятно важно с психологической точки зрения».

Впрочем, Хэмптон не упомянула одну проблему: операция часто проходила неидеально, так что после нее гениталии не выглядели нормально и не функционировали так хорошо, как надеялись врачи и родители. Много лет спустя, в 2015 году, несколько агентств ООН осудили практику операций на гениталиях у интерсексуальных младенцев[19]. Мальта стала первой страной, где такие операции запретили в принципе. Летом 2017 года Human Rights Watch и InterAct, группа защитников прав детей-интерсексуалов, опубликовала доклад, жестко критикующий операции на гениталиях и призывающий Конгресс США запретить их.

Вернемся в 1950-е годы. Команда из госпиталя Хопкинса, как писала Элизабет Рис в книге Bodies in Doubt («Тела в сомнении»), давала уверенность и конкретный протокол действий в области, где раньше господствовало смятение. «Смелые статьи Мани были необычны в своей уверенности, – писала Рис, – и они, должно быть, дали большое облегчение профессионалам, которые не понимали, какому из многочисленных предложенных врачами решений лучше всего доверять»[20]. Тем не менее уже тогда были несогласные. Милтон Даймонд, директор Тихоокеанского центра секса и общества на Гавайях и автор учебника Sexual Decisions («Сексуальные решения»), с самого начала ставил под сомнение утверждения Мани. «Я считал его умным и соглашался со многими его идеями, – недавно признался Даймонд, – но я определенно считаю, что в области полового развития он был неправ»[21]. Даймонд добавил, что слишком часто врачи принимали идеи Мани вообще без особого обдумывания. У Мани «было влияние, но по совсем неверным причинам». В 1997 году язвительная научная статья Даймонда[22] вдохновила Джона Колапинто на разоблачение: оно сначала было опубликовано в журнале Rolling Stone, а потом – и в книге-бестселлере As Nature Made Him («Как создала его природа»)[23].

Даймонд, а за ним и Колапинто описали жизнь маленького мальчика, одного из близнецов, которого команда из госпиталя Хопкинса сделала девочкой после неудачно проведенного обрезания. Мальчик не был интерсексуален. Согласно теории Мани, перемена пола должна была сработать, потому что врачи удалили маленький пенис и сказали родителям, чтобы те обращались с ребенком как с девочкой, еще до того, как ему исполнилось 18 месяцев. В медицинских докладах процедуру сочли успешной, но ребенок вырос, страдая депрессией и смятением: он чувствовал себя мальчиком, не мог вписаться в компании и не понимал, почему. Позже он узнал о своей медицинской истории, начал жить как мужчина и в конце концов покончил с собой.

Статья и книга, опубликованные еще до смерти молодого человека, также обвиняли Мани в том, что тот заставил ребенка вступать в половую связь со своим братом-близнецом. Шумиха поднялась очень громкая. Команда из госпиталя Хопкинса раскритиковала публикации и защищала Мани вплоть до самой его смерти в 2008 году. Но публика, которая восхищалась Мани как сексуальным либертарианцем и поборником прав гомосексуалистов, теперь считала его извращенцем. Сейчас большинство историков хорошо осведомлены и о хороших, и о плохих чертах его характера. По словам кандидата наук Катрины Карказис, медика-антрополога из Центра биомедицинской этики Стэнфордского университета, автора книги Fixing Sex («Исправление пола»), несмотря на все свои недостатки и якобы имевшее место насилие, Мани впервые создал «подробный анализ всех сложностей биологического пола»[24]. Он связал вместе эндокринологию, психологию и хирургию.

Превращение из Брайана Салливэна в Бонни Салливэн было решением, соответствующим лучшим практикам того периода. Смену пола провели незадолго до крайнего срока в 18 месяцев. Врачи Колумбийского университета были совершенно уверены, что поступают правильно. Если верить протоколу Хопкинса, Бонни должна была стать еще одной историей успеха.

Но не вышло. После того как память о Брайане была стерта, Бонни перестала говорить. Никто не знает, почему; даже сама Бонни не смогла ответить на этот вопрос много лет спустя. Скорее всего, малыш пережил сильнейший шок: никто больше не называл его Брайаном; кто такая Бонни? Что случилось со штанами Брайана, его любимыми игрушками? Со всем миром Брайана?

Бонни сделали еще одну операцию в восемь лет. Врач сказал ей, что нужно сделать операцию, чтобы избавиться от болей в животе – хотя, как она рассказывала позже, живот у нее вовсе не болел. Ей, конечно же, никто не сказал, что врач собирается разрезать ей живот, чтобы извлечь ткань яичек. Бонни положили в Колумбийский пресвитерианский госпиталь 10 сентября 1964 года, и она провела там 16 дней в палате с восемью другими детьми. Из-за ее необычного «заболевания» и потенциальной педагогической пользы фотограф снимал Бонни – худую девочку с короткими волосами и изящными чертами лица – обнаженной, а также сделал несколько крупных планов ее гениталий. Перед операцией девочка прошла множество обследований. Когда ей засовывали пальцы во влагалище и анальное отверстие, она была в ужасе. Она чувствовала себя уродом. Других детей не обследовали так, как ее; их никто не фотографировал.