Герцог в сияющих доспехах - Лоретта Чейз

– Знаю, я прославилась своим занудством, способным уморить кого угодно. Это не совсем одно и то же, что достаточное знакомство с той, кому вы хотите меня навязать.

– Как только узнает, что вы сбежали от Эшмонта, Алиса примет вас с распростертыми объятиями, – заверил ее Рипли. – Надеюсь, она не повредит своему еще не рожденному отпрыску, когда повалится на пол от смеха, взглянув на то, что осталось от вашего свадебного наряда.

Приказав псу лежать смирно, Рипли объяснил кучеру, куда ехать.

Выбора не было.

Олимпии надо было найти надежное пристанище, и, похоже, ничего другого не оставалось, только отправиться к герцогине Блэквуд, тем более что это было относительно недалеко.

И нельзя сказать, что дамы совершенно не знали друг друга, хотя вряд ли это можно было назвать знакомством.

Они вращались в разных кругах общества. Кроме того, Алиса с матерью несколько лет прожила за границей. И хотя высший свет был, можно сказать, кровосмесительно тесен, все же водились в нем группы и группировки. Круг, к которому принадлежала леди Алиса Энкастер, принимал в себя самых завидных невест, а Олимпия, даже в ранние годы, всегда была в числе неудачниц.

В свете было немало хорошеньких девушек, но даже они не всегда пользовались успехом. Олимпия до сих пор не знала наверняка, какие качества для этого требуются. По ее опыту, многие из завидных невест были совсем некрасивы, да и разговаривать с ними было неинтересно. Как и все дамы, она любила посплетничать, но могла поговорить и на другие темы, а вот модных девушек, кроме светских сплетен и собственной персоны, ничто больше не интересовало. С такой девушкой затевать разговор о чем‑то другом не было смысла, и никому не было дела до того, что могла бы рассказать Олимпия.

История повторялась и с джентльменами.

Уже после первого сезона ее стали отодвигать, и мало‑помалу она очутилась среди непопулярных персонажей.

Алиса не входила в круг кузины Эдвины – а именно эти девицы прозвали Олимпию самой занудной барышней сезона, – и никогда не была груба с ней. С другой стороны, девушки едва обменялись и парой слов. Олимпия почти ничего не знала об Алисе, зато была наслышана о ее распутном братце, и тем не менее леди Энкастер шокировала даже самых эмансипированных особ, когда вышла за герцога Блэквуда.

– Я не знала, что у вас имение под Гилфордом, – заметила Олимпия.

– Оно раньше принадлежало нашему дяде Чарлзу, и в детстве мы проводили там немало времени. Дядя завещал его мне, но оно отдано в пожизненное пользование тете Джулии. Дом старый и ветхий, требует ремонта, поэтому мы ходим там на цыпочках и громко не говорим.

Она подняла голову.

– Пытаюсь представить, как вы это делаете, но фантазия мне отказывает.

Рипли рассмеялся:

– Пусть там чудит моя чудаковатая тетя.

– Чудаковатая? Неужели она устраивает костер из подушек?

Рипли ответил ей веселой улыбкой. Олимпия знала, что у него легкий характер: никаких строгих моральных принципов и постоянная готовность поразвлечься, – и все равно эта улыбка была для нее как подарок. Он подарил ей ощущение, будто она сказала что‑то очень остроумное, а она и всего‑то повторила его слова, сказанные несколько часов назад. Такими невинными шутками она могла бы перекинуться с братьями, и все же вышло по‑другому. Наверное, все дело в его обаянии, вот и все.

Несмотря на титулы и богатство, Рипли и два других «бесчестия» давным‑давно стали бы изгоями общества, если бы не сумели обаять и очаровать стольких женщин и расположить к себе мужчин. Его величество, который порой выражался как пьяный матрос, тоже потратил немало времени на то, чтобы определить границы допустимого в общении с ними, несомненно потому, что они его смешили до колик в животе.

– А может, ваша тетушка держит дома обезьян? – продолжила Олимпия.

– Никаких обезьян! – возмутился Рипли. – И никаких кошек, потому что она любит птиц. И после того, как испустила дух ее последняя собака, она больше не хочет их заводить.

– Ах, боже ты мой. – Олимпия взглянула в окошко на пса, который сидел с разинутой пастью и, вывалив язык, смотрел на проносившийся мимо пейзаж и впитывал запахи.

– Она любит собак, – заметил Рипли, – просто тяжело переживает их смерть. Не беспокойтесь, тетя и сестра примут Катона с распростертыми объятиями.

– Если все хорошо, – сказала она. – Но если ваша сестра не приехала на свадьбу из‑за тетки, значит, дела не так хороши.

– Это ничуть не помешает им любить пса, – сказал Рипли. – Прекрасное животное, хорошо выдрессированное. Не такой уж красавец, но милашка и умница. Будь он из породы зловредных, вечно тявкающих мопсов, я бы и пальцем ради него не пошевелил, а вас утащил силой – грубой силой, если бы понадобилось.

– По собственному опыту знаю, что злобными тявкающими собачонками они становятся потому, что их балуют хозяева, – возмутилась Олимпия. – Но в любом случае тем, кто бьет животных, нет оправдания. Кстати, насчет утащить меня силой: вы бы нескучно провели время, если бы попытались.

– Не сомневаюсь, – согласился Рипли. – Как только представлю себе нечто подобное, по коже ползут восхитительные мурашки.

Чтобы у кого‑то ползли восхитительные мурашки в ее присутствии – в это Олимпии было очень сложно поверить, а уж если речь шла о герцоге Рипли… Нет‑нет! Просто слишком долго пробыла она в его обществе, вот в чем беда. Он проник ей в мозг, превратив в дурочку, внушил надежды, воскресил былые желания и мечты. Пора возвращаться в свой прежний образ зануды и «синего чулка».

– Знаете, от чего у меня бывают восхитительные мурашки? – спросила Олимпия.

– Позвольте, сам догадаюсь. – Рипли прикрыл глаза.

– Я сильно сомневаюсь.

– Первые издания басен Эзопа?

Она осознала, что у нее отвисла челюсть, но не раньше, чем Рипли рассмеялся.

– Дядя Чарлз был великим собирателем книг, и я кое‑чему у него научился.

– У него были «Басни Эзопа» на латыни?

– Да, шестнадцатого века. Видите ли, я запомнил, потому что, как вы сами понимаете, маленькому мальчику интереснее басни, чем всякие библии и катехизисы.

– Мне бы очень хотелось на нее взглянуть, – призналась Олимпия. – Наш экземпляр отец продал, как мне кажется. Он практически не вел учета, а что касается записей деда, там не было порядка, какой я бы хотела видеть. Я бы продвинулась в составлении своего каталога гораздо дальше, если бы нам не приходилось каждый сезон проводить в Лондоне. Родительские сердца питают надежды, знаете ли. А кроме того, отец не силен в бухгалтерии, иначе нам не пришлось бы продавать самые ценные книги, в том числе Эзопа.

– Книги не всегда приносят хорошие деньги, – возразил Рипли. – Дядя заплатил за несколько старинных манускриптов чуть больше, чем стоит полугодовая подписка на «Библиотеку любовного романа».