Сахарная кукла - Соро Кет

Мой самый первый парень.

Узнав, что мне двенадцать, а не четырнадцать, Антон меня сразу бросил, гневно отказавшись признать, что мои сиськи его прекрасно устраивали, а возраст – это всего лишь возраст. И Филипп, которого я почти что не помнила, остановился проходя мимо и, – даже не постучавшись, – вошел.

– Чего ревешь? – спросил он. – Пьинс опять сбежай?

Я подняла лицо.

Странная штука память: можно забыть кого-нибудь, когда вы оба окажетесь в том же самом месте, где все закончилось, сразу начать с него.

– Хай, Филипп! – приветствие всплыло из памяти, как осенний лист. – Ты даже не изменился…

– А ты изменилась, – он поднял руки, словно по дыне в каждой их них держал.

Я разрыдалась громче. Фил выслушал, вник в проблему, – потом авторитетно отметил:

– Да у него, небось, член маленький или кривой. Сколько ему? Двенадцать?.. Четырнадцать? Да и все равно, он сопляк, а у тебя вон какие сиськи!.. Я бы тоже зассал. У меня куча комплексов была в это время, – Филипп поднял в воздух мизинец и пару раз согнул. – Он ведь не тупой у тебя, не умственно отсталый, правильно? Ни разу не видел тебя среди старших классов, но не сумел сообразить, что к чему? Если не сумел, да. Тогда с него вообще нет спроса. Только справка, что он безопасен для общества и не ссыт в штаны…

Филипп говорил так уверено и авторитетно… Как Ральф сказал бы, если бы я с ним еще общалась. Я вытерла лицо его носовым платком и по привычке, каким-то безотчетным детским движением, вскарабкалась к нему на колени и так же безотчетно, Филипп меня обнял.

– Поверь мне, как твой бойфьенду, мужчины тоже жутко боятся вам не понравиться. И комплексуют даже больше, чем вы. Все он знал про твой возраст, просто он струсил. Мы тебе на свадьбе такого принца найдем, что ты забудешь, как того идиота звали.

А я все помнила: идиота звали Антон.

Мне бы очень хотелось, чтобы он видел меня сейчас. С Филиппом.

Джессика сидела на кухне, пытаясь не умереть.

Нахохлившись, как больной попугай, она держалась за голову. Рука, лежавшая на столе, подрагивала. Кофе в чашке давно остыл и подернулся мутной пленкой.

– Привет! – воскликнула я.

Она так дернулась, словно от моего «привета» детонировал мозг. С трудом уселась обратно, нащупав стул задницей и уставилась на меня. Вчерашняя косметика вокруг глаз, спутанные волосы из которых торчали шпильки, налитые кровью белки.

– Отлично выглядишь! – жизнерадостно улыбнулась я и запорхала по кухне. – Прям, как молоденькая…

– Где ты была вчера? – ее тон не предвещал ничего хорошего.

– Я же сказала, что с Фердинандом.

– Фердинанд – гомик! – сказала Джессика тем же гестаповским тоном.

Я развернулась всем корпусом, окинула ее выразительным взглядом и конфиденциально спросила:

– Может, он просто тебя не хочет?

В ее глазах мелькнуло по молнии. Навалившись на стол, она прошипела:

– Ты была с Фредом?!

– Ты спятила! – я ткнула кнопку, и кофеварка начала собираться с духом, чтобы издать свой первый жалобный всхлип.

Никто из нас троих не любил те новомодные навороченные кофеварки, что занимали полкухни, стоили состояние и воняли кислятиной. Кофе мы по старинке варили в простой кофеварке с фильтром…

Подозревать, что я встречаюсь с отцом, всякий раз, когда исчезаю из поля зрения, было второй старинной привычкой Джесс.

– Я все равно узнаю, – прошипела она. – И, если я узнаю, что ты была с ним, я душу из тебя вытрясу.

Я с жалостью посмотрела на ее морду; слегка опухшую, всю в потеках косметики.

– Джесси, – вкрадчиво прошептала я. – Уже забыла, как я тебя уделала в прошлый раз?..

Что-то мелькнуло в ее глазах. Что-то странное. Словно включился блок памяти, и Джессика поняла, где она находится. Потом свет снова погас. Она заговорила ровно, как робот.

– Если я только узнаю, если узнаю, хотя бы намек увижу… я тебя придушу.

– Доброе утро, солнышки! – в кухне возник Филипп в клетчатых пижамных штанах и белой мятой футболке. – Только взгляните, какой чудесный день за окном!..

Я уже видела, что за окном льет дождь; видела, как Эльба, беснуясь, бьет о берег тяжелой серой волной. Но Филипп так убедительно говорил, что я посмотрела. Ветер яростно ударил по окнам. Джессика дрогнула.

– Где ты был вчера? – начала она нехорошим тоном.

Филипп спокойно пожал плечами и достал из шкафчика чашку.

– Где бы тебе хотелось, чтобы я был?

– В могиле.

Его улыбка слегка померкла, плечи застыли и напряглись. Филипп повернулся к ней. Джессика сидела, уставившись в пустоту и слегка покачивалась, обхватив себя руками за талию. Последнее время она часто что-то роняла, явно не понимая, что говорит вслух.

Она сказала «в могиле», мы это слышали. Оба. Но вся ее поза говорила о том, что Джессика думает, будто только подумала это, а не сказала вслух. Последнее время, туман набегал все чаще. И телефон «специальной службы» я поставила на быстрый набор.

Филипп ее уже не интересовал.

– Ты была с ним, – прошипела она, раскачиваясь. – Сколько раз говорить, чтобы ты не смела? Ты словно меня не слышишь!.. Я говорила: не смей, не смей, не смей! Если я узнаю, о, если я узнаю!

Она вдруг встала и сжав ладонями голову, уставилась на меня.

– Если я вас застукаю, я тебя убью, клянусь богом! Только посмей, Верена! Только посмей!

Филипп прочистил горло, собираясь заговорить, я не позволила.

– Если он позовет меня, я побегу быстрее, чем босоногий кролик по горячим пескам! – мой голос катался по нижним регистрам, словно кошачий вой. – Рожу ему девочку, хорошую девочку… Не то что ты, Джесси, ведь ты уже не сможешь ему родить. Ты уже старая. Пора уступить дорогу!.. И он тогда скажет: дай моей девочке родиться, прошу тебя. Я все что хочешь за это сделаю!

Взвыв, Джессика швырнула на пол недопитый кофе и вылетела из кухни. Я тяжело дышала, оперевшись на стол. Филипп молча оторвал от рулона с бумажными полотенцами огромный кусок и бросил на пол.

– Она опять бредит, – сказала я.

– Вижу, – ответил он.

Только слепой не видел, что с ней творится. Но Филипп ничего не хотел менять. После разрыва с Ральфом весь его бизнес строился на деньгах, что ссудила Джессика. Он не мог сейчас взять и отправить ее лечиться. Это привело бы к аудиторской проверке, таков был брачный контракт.

– А ты что? Тоже бредишь?

– Отстань…

– Какого черта ты раззадориваешь ее с ребенком? Ты знаешь, каково это? Сидеть у ног как собака и прыгать на нее, по сигналу термометра, измеряющего базальную температуру?