Городской тариф - Александра Маринина

Новый генсек, человек непьющий, идею антиалкогольнойкампании поддержит, ему нужно поднимать разваленное советскими управленческимиметодами производство, и трезвость на предприятиях - одно из непременныхусловий. И женская часть населения будет его любить. Надо лишь грамотно податьидею и пролоббировать ее.

Идея понравилась, и Михаил Ланской получил то, чего хотел:доступ к роскоши и всяческим удовольствиям, в том числе к туристическимпоездкам по всему миру, а не только в Болгарию и Румынию, и очень большиеденьги. Его начальники по институту, конечно, узнали обо всем, и Ланского отработы над Программой отстранили. Были предприняты попытки как-то исправитьположение, кураторы долгосрочной общесоюзной программы, не раскрывая истинныхцелей, вступили в контакт с теми, кто купил разработку Ланского, но не нашлосьв то время силы, которая оказалась бы влиятельнее наркоденег. Пробиться кновому генсеку не удалось, и в мае 1985 года вышел указ о борьбе с пьянством иалкоголизмом. Производство алкогольной продукции сократить, продажу ограничить,виноградники вырубить, и так далее.

С этого момента Евгений Леонардович раз и навсегда вычеркнулМихаила Ланского из своей жизни. Ему было очень больно, ведь десять лет, целыхдесять лет они работали рядом, загорались новыми идеями, придумывали методыисследований, разрабатывали технологии моделирования и прогнозирования, и Ионовсчитал Михаила, наряду с Димой Шепелем, одним из лучших своих учеников ипоследователей. Дима был талантливым математиком, Миша - криминологом.

А вот теперь Миша умер, ему только-только исполнилосьшестьдесят два, совсем еще молодой. Идти на похороны не хотелось, но и не пойтинельзя, ведь провожать Михаила придет научная общественность, и отсутствиепрофессора Ионова сразу заметят. Никто не знает об их конфликте, так же как незнают и о Программе. И рассказать нельзя…

Еще только четыре утра, а сна ни в одном глазу. Ворочается впостели Евгений Леонардович, кряхтит, постанывает не то от боли в ноге, не тоот душевной боли и ругает сам себя за то, что двадцать лет прошло, а он все неможет простить Михаила… и все равно, хоть и ругает себя, а простить не может.Скорее бы прошел последний час перед подъемом. В пять утра он, как обычно, встанети будет варить себе овсянку на воде. В Фонд он сегодня не поедет, вызвал машинуна десять, чтобы сразу отправляться на панихиду. Но в девять он все-такипозвонит Диме Шепелю, Дима - активный и общительный, он все знает, может быть,ему известно, кто придет на похороны, и если представителей старой когортыученых будет немного, то отсутствия Ионова никто и не заметит. Ведь людей,знавших Ионова и Ланского во время их совместной работы, осталось совсем мало,двадцать лет прошло, кто-то давно ушел из науки и связей с бывшими коллегами неподдерживает, кто-то умер, кто-то состарился или болен настолько, что наподобные мероприятия уже не выезжает.

Дима Шепель. Тоже проблема. Он сам-то на похороны поедет илинет? Когда-то Ланской увел у него жену, давно, еще до Программы. Правда, оченьскоро она вернулась к законному мужу, всего через полгода. Но вернулась, будучибеременной от Ланского. Она хотела этого ребенка, а когда поняла, что сМихаилом жить не может и не хочет, делать аборт было поздно. Дима принял ее и парнявырастил как своего, он очень любил жену и был счастлив, когда она вернулась. Ивот сейчас сыну Вадиму двадцать четыре года, он закончил Московскую академиюМВД, три года поработал в уголовном розыске и теперь хочет заниматься наукой.Жена Димы просит устроить его к ним в Фонд. А Ионов все не может простить Мишуи свое непрощение распространяет и на его сына. И жену Шепеля он простить неможет, хотя лично ему, Евгению Леонардовичу, она ничего плохого не сделала. НоМиша - предатель, и все, кто его любил, недостойны уважения. О том, что он исам любил когда-то Мишу Ланского, Ионов благополучно забыл. Лукава памятьчеловеческая, ох лукава!

Ну вот и пять часов, можно вставать. Каша, обязательнаяпрогулка, яйцо с сыром и кофе, а там и Диме можно звонить.

Без пяти девять хлопнула входная дверь, пришла домработницаРоза, соседка по дому, мать многочисленного семейства, добропорядочная инадежная сорокалетняя женщина, которая была счастлива найти работу поближе ксобственной квартире, чтобы по мере возможности приглядывать за детьми.

- Евгений Леонардович, вы дома? - громко спросила онапрямо от порога.

- Дома, Розушка, дома, - откликнулся Ионов.

- Не заболели? Или вы сегодня попозже?

- Пока не знаю. Или через час уеду, или вообще домаостанусь.

- Если вы дома будете, тогда говорите, что на обедготовить, я сейчас в магазин пойду.

- Погоди, Розушка, я сейчас позвоню, тогда и решим. Тыпойди пока кофейку выпей.

Роза благодарно улыбнулась и скрылась в кухне. Она оченьлюбила хороший кофе, но для скромного бюджета ее семьи такое удовольствие былонеподъемным, она покупала дешевый растворимый и позволяла себе пить его толькоодин раз в день, утром. Евгений Леонардович знал о ее пристрастии и при каждомудобном случае угощал. Он твердо знал, что Роза придерживается собственныхправил и без прямо высказанного предложения хозяина не то что кофе хозяйскогосебе не заварит - кусочка хлеба не отрежет.

Ионов дозвонился до Шепеля и огорчился, Оказывается, напохоронах собирается быть один из заместителей министра внутренних дел, которыйкогда-то учился вместе с Ланским в адъюнктуре и в те времена крепко дружил сним. Узнав об этом, научная и педагогическая общественность зашевелилась, вовсяком случае, та ее часть, которая до сих пор служила и, стало быть, помнила иИонова, и Шепеля. Ну как же, быть на одном мероприятии с замминистра! Иметьвозможность, если повезет, быть лично представленным высокому руководителю илинапомнить о себе - это дорогого стоит.

- Я вас понимаю, Евгений Леонардович, но придетсяехать.

- А ты сам-то как?

- Куда ж мне деваться, - вздохнул Шепель. - Это как разтот редкий случай, когда между вами и мной нет никакой разницы. Все вместеработали.

- Один поедешь? Или с Кирой?

- Один. Мне еще хуже, чем вам. Те, кто нас помнит,знают и про то, что она уходила к Мише. Могу себе представить, как они будут наменя смотреть и судачить шепотом. Да ладно, Евгений Леонардович, что я,мальчик? Мне уже пятьдесят пять стукнуло. Переживу. Вам легче, в силу вашегопочтенного возраста вы можете прямо с кладбища домой возвращаться, а мне еще напоминках сидеть.

Ионов улыбнулся.

- Ну что ты, Дима, разве я тебя брошу? Вместе посидим,помянем Мишу Ланского. Кто из наших будет?

Шепель назвал несколько фамилий. Ну что ж, вот и ладно.Конечно, Дима прав, восьмидесятилетний профессор Ионов вполне может не ехать напоминки, все отнесутся к этому с пониманием, но не надо, нельзя отрываться отмолодежи. Упустил что-то Евгений Леонардович, упустил, позволил трещине сначалавозникнуть, потом расшириться, но, может быть, еще не поздно, еще естьвозможность сделать так, чтобы трещина не превратилась в непреодолимуюпропасть. Или уже нет?