Любовь до гроба - Анна Орлова

— Это… чутье! — промямлил господин Ларин, не поднимая глаз. — Семейный… дар…

— То есть вы каким-то образом чувствуете, что где-то разгорелся пожар? — уточнил господин Рельский, вычленив рациональное зерно из его лепета.

Тот с нескрываемым облегчением кивнул, помялся, но все же осведомился неловко:

— А почему?.. — тут старшина снова запнулся, покраснел, видимо, не решаясь закончить вопрос.

Господин Рельский вопросительно приподнял брови и уточнил:

— Что вы хотели спросить?

— Почему… почему дракона не арестовали? — выпалил наконец пожарный, сильно подавшись вперед.

Господин Рельский внимательно взглянул на него и ответил:

— Потому что он не убивал господина Ларгуссона, и этому имеются веские доказательства.

Мировой судья решил откланяться, полагая, что здесь больше нечего искать. Надо думать, он переменил бы свое мнение, если бы увидел, каким взглядом проводил его господин Ларин…

Поместье Царин-парк, в котором гостил господин Щеглов, следующая "жертва" целеустремленного господина Рельского, являло собой полную противоположность обиталищу старшины пожарного приказа. Это обширное богатое имение располагалось в получасе езды от Бивхейма.

Массивная с виду, тяжеловесно-основательная, явно гномья постройка в руках хозяев-людей обзавелась легкомысленными чертами, неприличествующими мрачноватой архитектуре цвергов. По бокам приземистого дома выросли ажурные башни, удивительно невесомые с виду и украшенные изящными завитками лепнины. К этому прибавились ютящиеся чуть поодаль глинобитные хозяйственные пристройки (совсем как исконные гоблинские орты) и по-человечески несуразный геометрический парк… Словом, дом представлял собою вольное смешение стилей и обычаев, хотя и был совсем не во вкусе господина Рельского, тем не менее это не мешало ему улавливать в этом уродстве какой-то удивительно славный дух. Вероятно, это было заслугой хозяйки, госпожи Дарьи Цариной — громогласной дамы лет пятидесяти. Все вокруг должны стоять навытяжку и почтительно внимать ее приказам, а после со всех ног бросаться их выполнять, — так она искренне полагала.

Она не скрывала, что не слишком любила племянника, тем более, что господин Щеглов большую часть года жил на другом краю Мидгарда. Он был ближайшим живым родственником покойного супруга бездетной госпожи Цариной. По завещанию господина Царина, поместье после смерти супруги доставалось именно ему, что вынуждало нынешнюю хозяйку дома изредка терпеть общество своего наследника.

Внутри дома все прямо-таки кричало о богатстве. Роскошная обстановка отдавала некоторой небрежностью, будто дорогие вещи скупили оптом и кое-как расставили по углам. С первого взгляда было очевидно, что владельцем дома был нувориш, не потрудившийся приобрести светский лоск и хороший вкус.

Гостиная, куда провели мирового судью, более всего походила на шкатулку с сокровищами кокотки средней руки, где аляповато-роскошные украшения соседствовали с дешевенькими поделками, создавая убийственно безвкусное сочетание.

Госпожа Царина приняла господина Рельского со всей возможной приветливостью, не менее часа развлекая свежими столичными сплетнями. Племянник участия в беседе почти не принимал, по большей части отделываясь короткими репликами.

Мировой судья охотно поддерживал разговор, хотя не слишком интересовался его предметом, и украдкой разглядывал господина Щеглова. Этот джентльмен оказался совсем молодым юношей, лет двадцати, приятной наружности и безупречных манер. Некоторая слащавость его облика, должно быть, приходилась по сердцу девушкам, а налет некоторой томной манерности выдавал желание глядеться искушенным и пресыщенным жизнью, что в столь юном возрасте выглядело забавно. Вообще господин Щеглов имел такой вид, будто за ним постоянно следует личный куафер, поправляя бакенбарды и завитые смоляные локоны.

— Прошу меня извинить, — обратился к хозяйке дома господин Рельский, улучив паузу в бесконечном потоке сплетен, — я приехал обсудить с вашим племянником один щекотливый вопрос, и вынужден просить оставить нас наедине.

Госпожа Царина, изнывая от любопытства, вежливо сослалась на срочные дела и ушла.

— О чем вы хотели поговорить со мной? — очнулся от ленивой задумчивости господин Щеглов.

Мировой судья сложил пальцы домиком и внимательно взглянул на визави.

— Почему вы так часто появлялись в библиотеке? — прямо спросил он.

— Ах, вот оно что! — молодой человек рассмеялся, и в его голосе послышалось облегчение и даже игривость. — Думаю, вы встречали барышню Гарышеву? Очень миловидная девушка, вот я и решил ею заняться.

— Заняться? — повторил господин Рельский, приподняв брови. Подозрительная готовность отвечать на щекотливые вопросы его несколько насторожила.

— Да, — господин Щеглов развел руками, будто недоумевая, что может тут оставаться неясного, — проще говоря, я решил завести небольшую интрижку.

— Вам не кажется, что это… — мировой судья запнулся, подбирая слова, и хлестко закончил: — недостойно?

— Помилуйте! — воскликнул тот с усмешкой. — Она не из знатного рода, небогата и даже работает по найму. Разве она заслуживает большего?

— Думаю, да, — ответил господин Рельский медленно.

Молодой человек перестал разыгрывать легкомысленного волокиту, а взгляд его сделался жестким.

— Это не ваше дело. Я ответил на вопрос — бестактный, хочу заметить! Прочее пусть остается на моей совести!

— Полагаю, вы правы — это не мое дело, — подтвердил мировой судья, решив позже непременно поговорить об этом с госпожой Черновой. — Значит, вы утверждаете, что бывали в библиотеке только ради прекрасных глаз барышни Гарышевой?

— Я ведь уже сказал вам! — вздохнул господин Щеглов. — Но могу повторить еще раз, если угодно.

— И вы не брали у нее ключи? — настаивал господин Рельский.

— Какие ключи? — спросил молодой человек утомленно. — Послушайте, это же смешно! Какое я имею отношение к той гадкой истории?!

— Пока не знаю, — процедил господин Рельский. — Но уверяю вас, непременно это выясню! Честь имею.

Он весьма холодно откланялся, попросив передать извинения хозяйке дома.

Господин Рельский сбежал по ступенькам, почему-то донельзя раздраженный этим молодым хлыщем, одетым по последней моде, и его пренебрежительными рассуждениями о работающих по найму дамах и девицах. Его весьма это задело и настроило резко против господина Щеглова. Пожалуй, мировой судья был совсем не прочь, чтобы искомым преступником оказался оный господин, о чем и размышлял по дороге в имение господ Шоровых.

Последних дома не оказалось, а слуга охотно сообщил, что они отправились в Чернов-парк. Господин Рельский спешно отправился туда, но застал госпожу Чернову уже в одиночестве.

Визит господ Шоровых явно не пришелся по вкусу госпоже Черновой. Роза, которую она обрезала, лишилась большей части своей кроны, но вооруженная секатором София продолжала ее безжалостно обстригать, притом с таким видом, будто само это действие доставляло ей несказанное удовольствие.