Доверься, он твой - Вера Копейко

— Ей неплохо, — ответил Федор.

— Это прекрасно. Так привезешь? Гонорар за мной.

— Ну…

— Договорились. Михаил Александрович был редкостный ученый, а каков человек!

Федор не спорил. Он кивал и думал, что на самом деле здорово, когда о человеке помнят. Если бы он сам захотел пойти в геологи, ему было бы легко: дядя Миша проторил дорогу и по ней можно идти, не набивая мозоли. Но все-таки рыбки нравились больше. Поработав в зоопарке, он убедился, что ничем, кроме них, не станет заниматься.

Он сказал — гонорар? За просмотр карты? Но тогда он купит голландца…

Дома он легко нашел планшет дяди Миши, в нем лежала карта аномальных и сакральных зон. Он развернул ее. Если Катерина узнает, что он взял карту и показал соседу… Федор поморщился. Не узнает, он завтра вернет ее на место, она не заметит.

Мог ли он подумать, что сестра примется перебирать вещи в шкафу в этот же день? Она заметила, что на верхней полке слишком свободно. А когда Федор приехал и на цыпочках понес планшет в шкаф, она возникла перед ним:

— Ты брал карту. Зачем?

— А что, нельзя? — запальчиво оборонялся Федор. — Брал, теперь возвращаю.

— Что ты с ней делал?

— Смотрел.

— А дома не мог?

Федор понял, что обмануть не получится.

— Сосед просил взглянуть.

— Зацепин?

— Ну да. Он давно просил показать.

— Но еще давнее дядя Миша не хотел ему показывать. Неужели забыл? Ты помнишь, он говорил, что от этой карты может быть и польза, и вред. Зависит, в какие руки попадет. А если он не хотел показывать соседу, то…

— Да ерунда, Катерина…

— Почему ты у меня не спросил? — не отступала сестра.

Этого Федор не мог стерпеть.

— А почему я должен у тебя спрашивать? — Он сощурился, его узкие глаза стали еще уже. — Кто сказал, что ты одна можешь ею распоряжаться?

— Ладно. — Она махнула рукой. — Клади на место. Но никогда больше не выноси ее из дома. А если кто-то хочет заполучить ее, скажи мне.

Федор подошел к ней, тронул за руку. Он не хотел с ней ссориться. Он знал, в обмен на что он это сделал. Но о деньгах ей не скажет.

Катерина стояла на балконе, ветки клена доросли до восьмого этажа, они гнулись под порывами ветра. Тревога снова охватила ее с прежней силой. Неужели из-за стычки с Федором? Он показал карту Зацепину, она разозлилась. Но правильно ли превращать карту в фетиш? Да, это память о дяде Мише. Да, он не хотел, чтобы сосед разглядывал ее. Но это произошло, и надо выкинуть из головы.

Но в чем-то еще, кроме ссоры с Федором, причина вернувшейся тревоги. "Да, признайся, не увиливай". Ольга Петровна произнесла то же самое слово, от которого она уже вздрагивает. Любимое слово Вадима, усмехнулась она.

"Доверься".

Хорошо ей говорить. У нее такой удачный брак, ее муж, авиадиспетчер, души в ней не чает. Так говорила бабушка, а сама Ольга Петровна только кивала.

"Доверься Вадиму!" — сказала она.

А если не может? Если ей страшно? Она не одна такая, многие, побывав замужем, боятся повторить.

Катерина ехала к матери, в ее купе оказалась пышнотелая блондинка. Она возвращалась с курорта. За чаем болтали. Попутчица охотно рассказывала о себе.

— Снова замуж? Никогда! Мужчинам что надо? Сесть верхом на нежную женскую шейку и свесить ножки. А когда живешь сама-а… — Глаза ее, голубые и огромные, именно такие, в которые мужчина, посидев на нежной шейке, готов спрыгнуть и на время утонуть, сощурились. — Ни за что, — с расстановкой произнесла она.

Охотно рассказала свою историю — послешкольный брак, рождение сына. Когда вышла из декрета, родственники устроили на крошечную должность, но куда! В Кремль. Даже не полы подметать, а веник подавать тому, кому дозволено мести в покоях. Сообразительность, жар тела, блеск глаз двигали дальше, по невидимым глазу ступенькам. Однажды с высоты своего положения увидела собственного мужа и удивилась: а кто этот безвольный малый с мутными глазами пивного цвета?

— Знаешь, сколько тысяч раз видала его глаза над собой, — она подмигнула, — а рассмотрела один. Мама родная! Да он весь накачан пивом! Он мне такой нужен?

Ей дали большую однокомнатную квартиру на Ордынке. Недалеко от тех мест, где жила в детстве Катерина.

— Моя начальница говорит, что сейчас женщине ни на что не нужен брак. Посуди сама — сейчас я делаю что хочу, когда хочу и с кем хочу. Мой сын вырос, живет отдельно. А для чего мне сажать себе на шею мужика, который начнет распоряжаться мной, моими деньгами, моими желаниями? — Она пожала плечами, пышные груди под тонким свитером с неудовольствием колыхнулись. Роскошь не меньше седьмого номера! Катерина никогда не видела такое вблизи. На самом деле эта женщина много чем может распорядиться по собственному усмотрению.

— Я сделала ремо-онт. — Она закрыла глаза, а красные губы разлетелись в улыбке. — Я купила таку-ую мебель… Ты бы видела, кака-ая кухня! Есть все — даже настольная посудомоечная машина. Зачем мне большая?

Катерина кивала.

Внезапно попутчица открыла глаза. Они потемнели. А голос стал низким.

— И чтобы кто-то влез грязными лапами в мою норку? Да никогда! — Она засмеялась.

Катерина смотрела на нее: такие женщины нравятся особенной породе мужчин — круглотелым, у которых в глазах никакого беспокойства, только сытость. Такие всегда с животом, который не мешает им жить. Подтянутая стройность? Да пускай ею тешатся в Европе, всякие немцы, англичане. Живот украшает мужчину, в котором достаточно азиатского Востока.

Но Вадиму нравятся другие женщины. Опять о нем? Похоже, она это делает непрерывно. Перетряхивая планшет дяди Миши, проверяя, так ли свернул карту Федор, она нашла старые фотографии. Вадим на самом деле похож на дядю Мишу в молодости.

Он уехал на несколько дней в Калининград. Готовится к новой экспедиции. Уезжая, предложил ей пользоваться его "дефендером".

— Хочешь порулить? — однажды спросил он, когда они ехали из-за города.

Любимая вещь человека может рассказать о нем что-то новое. Усевшись на упругое водительское сиденье, Катерина почувствовала непривычную уверенность, которую не ощущала даже за рулем собственного "матиза". Еще бы — из "козявки" ей видно разве что подбрюшье грузовиков. А здесь — такой обзор. Понятно — чем пользуешься, так себя и чувствуешь.

— Ну как? — насмешливо спросил он. — Можешь не говорить, по лицу видно — влюбилась. — Он нарочито шумно вздохнул. — В мою любимую вещь влюбилась. Это что-то значит…

Катерина засмеялась, покраснела. Она готова была поправить его — влюбилась, да не только в вещь. Но не сказала. Разве он сам не чувствует?