Доверься, он твой - Вера Копейко

— Я все понимаю. Сейчас… Запомни, я доверяю тебе. Поступай так, как считаешь нужным.

Но все-таки она не решалась отвезти мать на Каму. Катерина устроила ее в клинику по протекции профессора Назарова. Лечение оказалось дорогим, платил Игорь. Катерина смотрела на его недовольное лицо, чего-то ждала. От него? От себя? Она не сказала бы точно. Она вообще не могла ничего точно формулировать в те дни.

А потом все решилось само собой. Когда Катерина вспоминала о том времени, в ушах возникали голоса. Один, особенно поразивший ее, был голос Игоря. Они привезли мать домой. Стало ясно, что она серьезно больна, а Федор слишком мал. Его нельзя оставить без каждодневного попечения. Игорь сказал:

— Выбирай, Катерина. Они или я.

— Они? — переспросила Катерина.

— Ну да. Твоя мать и твой брат. Или я.

Внезапно ясность мысли вернулась. Катерина увидела перед собой совершенно чужого человека. Это не ее мужчина. Точно.

— Они, — ответила Катерина.

В тот же вечер Катерина съездила за вещами к Игорю, собрала их и переехала на Островитянова. Он не удерживал ее.

Сидя в вагоне метро, думала: а его первая жена ушла вот так же? Игорю надо жениться на сироте.

Потом Катерина удивлялась самой себе — об Игоре она почти не вспоминала. Дело не только в том, что не было свободной минуты: мать, брат, учеба, работа в клинике, куда устроил ее друг дяди Миши, профессор Назаров. Другое — да был ли он? Или это всплеск волны на Красном море?

Она отвезла мать на Каму зимой. Накануне позвонила доктору.

— Привозите, — сказал тогда доктор. — Мне уже звонили. — Он помолчал, потом добавил: — Только один вопрос. Она не буйная?

— Нет, — сказала она.

— Обманете — сами себя накажете. — Она услышала в его голосе усталость. Катерина поняла: уже привозили буйных и увозили обратно. Сами себя наказывали.

— Спасибо.

Вагон проплывал мимо елок и сосен, засыпанных снегом до середины стволов. По рассказам Ольги Петровны, село должно появиться за поворотом. Тепловозный дым, который взвился в окне, сообщил об этом — поезд входил в поворот. Она протянула руку к сумке, сжала ее, собираясь поднять. Но поезд не сбавлял скорость, значит, это ветер подгоняет дым.

Она взглянула на мать, на секунду усомнилась: да больна ли она? Взгляд включенный, ясный.

— Мама, ты как?

— Замечательно. Я мысленно там, где мне было так хорошо. Там тоже всегда снег. Ах, моя дорогая, я желаю и тебе тоже испытать то, что я. Без этого жизнь женщины пуста.

Катерина почувствовала, как напряглись бедра.

— Теперь, когда я буду здесь, ты можешь позволить себе все. Я не хочу обременять тебя собой.

— Но, мама, ты здесь побудешь, я доведу лекарство до нормы, и ты вернешься.

Мать покачала головой:

— Катерина, я буду здесь… с ним.

Катерина почувствовала, как жар обжигает тело.

— Мама, с кем — с ним? Ты понимаешь или нет…

— Конечно, — усмехнулась мать. — Но почему ты так реагируешь? Я буду с ним, — повторила она. — С доктором. Под его присмотром. Ты имеешь что-то против?

Катерина смотрела в ее блестящие глаза. Смеется.

Она тоже засмеялась.

— Мне иногда кажется, что ты дурачишь меня.

Мать протянула к ней руку.

— Нисколько. Просто я то впадаю в себя, то выпадаю. Знаешь, чтобы ты преуспела с лекарством, тебе надо пройти курс по медицине. Только не говори, что у тебя нет времени. У нас у всех его нет.

Они вышли на этой станции одни. Едва ступили на снег, белый, словно сахарная пудра на пончиках, Катерине показалось, что она ощутила сладкий запах.

Из труб вились дымки, серые на синем небе. В центре села стояла расписная деревянная башенка. К чему бы это?

Да к тому, что Масленица. Значит, этот сладкий запах она не придумала? В селе пекут блины.

Они шла по набитой валенками тропе к большому северному дому. Напряжение пропало, его сменило любопытное ожидание — что там?

Прохожие здоровались, Катерина и мать кланялись. Между прочим, среди деревенских почти никто не страдает болезнью Альцгеймера, выяснила Катерина. Наверное, это правда, что причина болезни в разрыве человека с самим собой. А здесь он цельный. Мать скорее соединится сама с собой. Катерине казалось, что у нее произошел разрыв между разумом и страстью.

Но что остается ей? Она должна поднять брата и мать, твердила она себе всю ночь, лежа без сна в поезде.

С тех пор жизнь Катерины стала такой, какая сейчас. И как сейчас, много раз она летела на своем "матизе" к Ольге Петровне. Между прочим, этот "матиз" недорого продал ей сын Ольги Петровны. Да что там продал — почти подарил.

Она ехала быстро, словно желая оставить тревогу за спиной. Открыв дверь и увидев Катерину на пороге, Ольга Петровна сказала:

— Знаешь, на что похожа?

— Даже на что, а не на кого, — попыталась пошутить Катерина, протягивая ей бутылку сухого белого вина.

— На творог, который я отжимала перед твоим приходом, — сказала Ольга Петровна, к которой она приехала. — Нежирный. Ты загнала себя. Тревога написана на лице большими буквами.

— Всевидящее око вы, Ольга Петровна. — Она сбросила туфли и надела гостевые шлепанцы. — Если честно, то я бежала к вам от тревоги.

— Делать-то что, а? Я давно говорю, что тебе с собой делать. Освободиться, вот что. — Ольга Петровна говорила, возвращаясь на кухню. Катерина шла за ней.

— Не умею.

— Самый лучший способ освободиться от зажатости и тревоги — это секс.

— Ой, да ну вас! — Катерина поморщилась.

— Можно подумать, первый раз слышишь, — насмешливо бросила она.

— Правда, — честно призналась Катерина. — Я вообще об этом не думала.

— Удивительно. А ведь была замужем.

— Что-то не заметила, — усмехнулась Катерина. — Насколько я помню, это занятие меня, напротив, напрягало.

— Значит, что-то мешало. Голова, я думаю. Но сейчас, я понимаю, у тебя есть объект. Ей-богу, это занятие расслабляет. Даже меня. — Она засмеялась. — Соединилась бы с Вадимом всерьез.

— Невозможно. — Катерина покачала головой, опускаясь на стул в углу и наблюдая за хозяйкой. — Пока не разберусь с братом и матерью, для меня нет такого варианта. Никого не собираюсь нагружать своими проблемами. Уже проходила.

— Я это от тебя уже слышала, дорогая. Но ты едва дышишь.

Она кивнула. Это правда. Более того, она не только дышит с трудом. Она все делает с трудом. Как будто все силы истрачены — однажды в школе она пробежала длинную дистанцию и после финиша дышала точно так.