Доверься, он твой - Вера Копейко

— Девушке совершенно незачем бродяжничать. Всякое бывает. Одно дело, когда сама себя отдаешь, а другое, когда у тебя силой забирают. В Кузьминском парке и то нападают на одиноких женщин. Слышала про насильника?

Ксения помнит, как вспыхнули щеки от ярости, — никто никогда кусочка от нее не получит, пока сама не захочет отдать!

Она не пошла в геологи.

С тем, кто стал для нее Вечным Другом на всю жизнь, они познакомились на скамейке в университетском дворике, который многие поколения студентов называют "психодромом". Они оба сдавали экзамены: Ксения — на исторический, он — на экономический. Тогда еще оба факультета были в центре Москвы, на Моховой.

Он наполовину испанец, из семьи тех, кого вывезли в Союз во времена диктатуры Франко. Его родственники жили в Каталонии, одной из провинций Испании. Они живут там до сих пор, на берегу моря между прекрасной Барселоной и маленькой, но тоже замечательной Таррагоной.

Вечный Друг, который тогда еще им не был, тоже поступил. Он стал первым "объектом" ее научного интереса как будущего этнографа. Ксения Улановская решила бродить не среди лесов, а среди людей. Она ловко разложила на национальные составляющие своего знакомого: половина испанца, четверть русского и четверть украинца.

О нем она написала свою первую статью по этнопсихологии, за что благодарна ему до сих пор. Но, узнав чересчур много о его характере, Ксения отказалась выйти за него замуж. С ней произошло примерно то, что происходит с парфюмером, составившим новые духи: ему спокойнее пользоваться чужими. Иначе он всякий раз будет принюхиваться — не меняется ли аромат от времени суток, от настроения и много от чего еще.

Их отношения сложились причудливо. Расставшись, они следили друг за другом, изредка пересекались, но знали друг о друге все. Легко — войди в Интернет и узнаешь, что Вечный Друг открыл представительство Каталонии в Москве для малых предприятий. Включи радио в машине — слушай ответы Улановской-Веселовой на вопросы слушателей в программе "Узнай его".

Но встречи все-таки происходили. Словно какая-то сила бросала их друг к другу. Случайные на первый взгляд, они всякий раз меняли жизнь обоих.

Сейчас Ксения думала о Вечном Друге неспроста. У нее всегда так: сначала возникает образ, потом мысль, а уже после — конкретная идея, которая должна быть решена в точности с ее планом. Который созрел в голове как будто без ее участия. Сам собой.

Ксения Демьяновна потянулась к капюшону халата, набросила на голову. Утренние комары вились вокруг лица, ныряли в светлые волосы, в которых почти нет седины. Она укрылась карминным колпачком еще и потому, что когда голова прикрыта, мысли собранны.

Она вынула мобильный телефон, который тайно привезла ей Катерина, — доктор Верхотин не разрешал. На хвостик Ксения Демьяновна прицепила нечто похожее на брелок — подарок Вечного Друга. Отдавая, он объяснил ей, что это не просто семейный оберег. В нем — секрет. Этот веер тоже телефон, но для экстренной связи с ним. По нему она отыщет его и в космосе, и под водой.

Она улыбнулась. Вечный Друг всегда любил разные штучки, но никогда — бессмысленные. Он не из собирателей-мужчин, которые до старости подростки.

Ксения Демьяновна вспомнила, как изменилось лицо Катерины, когда она увидела этот веер. Она ждала, не спросит ли дочь, что это, уже приготовила ответ, мол, старинный брелок. Сталь и интарсия золотыми нитями. Но дочь не спросила.

Ксения Демьяновна поморщилась: первый острый луч солнца упал на золоченую поверхность брелочка, отраженным светом ударил по глазам.

Она спустилась с крыльца, пошла к скамейке под калиной, которую полюбила с первого дня. Сейчас на старом огромном кусте — доктор говорил, что он ребенком прятался в нем, — лохматились широкие резные листья. А над ними цветы, издали похожие на тонкие ноздреватые блинчики, — такие монашенки пекут на Масленицу для обитателей Дома на Каме. Подойдешь ближе — станет ясно, откуда северные кружевницы срисовывают узоры. Здесь, на Каме, Ксения Демьяновна согласилась с поэтами, которые падают ниц перед этой северной красавицей.

Вообще в Доме на Каме она многое рассмотрела из того, что казалось ясным и понятным. Рассмотрела и ужаснулась: как поверхностны ее работы по этнографии и этнопсихологии! Она писала об удмуртах, башкирах, татарах. Но никогда прежде она не жила среди них, хотя писала: "Чтобы понять человека другой крови, нужно прожить бок о бок с ним пять лет".

Она пока прожила меньше, но этого хватило, чтобы увидеть, с какой небрежностью лепила она слова к словам. Ксения Демьяновна пыталась успокоить себя тем, что все эти люди тронуты болезнью, а она писала о здоровых.

Но чем дольше жила с ними под одной крышей, тем яснее понимала: болезнь Альцгеймера лишь коснулась здешних обитателей. Но не изменила их сущность. Поэтому препарат, который составила Катерина, так хорошо работает. Он предупреждает развитие болезни.

О Катерине она думала все чаще. Отсюда она видела то, чего не замечала прежде. Да, конечно, она уже осознала, что как мать виновата перед ней. Но Ксения Демьяновна считала, что вину нужно не просто осознать, а искупить. Она перевернула ее жизнь, родив Федора, а потом заболев.

Подведя итоги своим материнским изысканиям, она решила, что Катерине должна помочь по двум пунктам: встретить настоящего мужчину, успешно закончить работу над лекарством.

Было время, когда она присматривалась к доктору Верхотину. Но скоро поняла: здешний бирюк не годится на роль мужа для ее дочери.

Она поморщилась. Кажется, она об этом уже думала. Ну и что? Теперь она уточняет детали. Это важно, успокоила она себя.

В один из приездов к ней Катерина привезла первый образец своего препарата.

— Мама, — сказала она, поцеловав ее в щеку, — я к доктору Верхотину, а потом вернусь.

Ксения Демьяновна кивнула, потом медленно, неслышными шагами пошла следом. Дочь вошла в кабинет Верхотина, закрыла за собой дверь.

Но она должна знать, о чем они говорят!

Ксения Демьяновна заметила, что на двери по-прежнему зияет дырка от снятого утром замка. Она видела, как слесарь, ругаясь себе под нос, воевал с замком, но новый так и не поставил.

За многие месяцы, проведенные здесь, Ксения Демьяновна узнала весь Дом так, как не знала свою собственную квартиру — ни на Кадашевской набережной, ни на Островитянова. Объяснить нетрудно — она там не жила, а только ночевала. Институт, метро, автобус. Даже на дачу залетала только несколько раз в сезон.

Зато здесь обнюхала, потрогала, обласкала взглядом и пальцами все: стены, окна, подоконники, двери, кусты калины, стволы берез, поросят в хлеву, теленка в стойле…

Ксения Демьяновна заглянула в дырочку, потом припала к двери щекой.

Доктор Верхотин сидел за столом лицом к ней. Катерина — напротив, спиной. Слышно плохо, Ксения Демьяновна плотно прижала ухо к двери.

— Вам придется довериться… мужчине, — сказал он тихо. Ксения Демьяновна едва удержалась, чтобы не фыркнуть. Как любят мужчины это слово: "довериться"! — Довериться, — настаивал Верхотин, — а не отгородиться от меня. — Видимо, на лице Катерины возникло что-то заставившее его повторить. Понятно, у Катерины на это слово аллергия — после Игоря.