Большая волна в Канагаве. Битва самурайских кланов - Юми Мацутои

Когда утром Сюто не смог найти свою шляпу, он забеспокоился.

– Зачем она тебе? – спросила его мама. – Пусть мы и бедны, но не настолько, чтобы ты одевался как последний нищий. Я сожгла это старье в очаге.

– Что ты наделала! – воскликнул Сюто. – Эта шляпа могла бы кормить нас до тех пор, пока мы не собрали бы урожай риса!

Мама подумала, что Сюто не в себе, особенно после того, как он принялся выгребать золу из очага и размазывать эту золу по своему телу.

А у Сюто мелькнула идея: может быть, и зола, оставшаяся от шляпы, обладает такими же волшебными свойствами? Его догадка подтвердилась; мама вдруг в ужасе всплеснула руками – ее сын растворялся в воздухе прямо на глазах.

– Не бойся, мама! – воскликнул Сюто. – Это просто волшебство. Жди меня, я скоро вернусь!

Выскочив из дома, он направился на сей раз в деревенскую харчевню, рассудив, что лучше будет принести домой уже приготовленную еду. Так он и сделал: снял с вертела жирную курочку и прихватил несколько кусков мяса с жаровни, завернув их в банановый лист. Пропажи никто не заметил, потому что хозяин занимался какими-то своими делами, а люди, находившиеся в харчевне, были увлечены разговором. Можно было бы тихонько уйти, но тут, на беду, к Сюто подошла собака. Она не могла понять, как это возможно – запах человека есть, а самого человека нет? Шерсть на ней встала дыбом, собака оскалилась и зарычала.

Сюто кинул ей пару кусков мяса. Собака проглотила их, а потом ткнулась носом в руку Сюто и облизала ее.

– Ай! – послышался изумленный крик хозяина харчевни. – Вы поглядите, люди добрые, что творится! Рука есть, а кроме руки ничего нету!

Сюто рванулся к выходу, но задел бочку с водкой и пролил ее на себя. В результате видимыми сделались еще и его ноги.

– Это злой дух! Злой дух! – закричали люди. – Гоните его прочь! Вон из нашей деревни!

Сюто бросил курицу и мясо, и пустился наутек. Но люди не отставали от него, а по пути к ним присоединялись все новые и новые жители деревни, встревоженные шумом.

Тогда Сюто, видя, что дело плохо, побежал к реке, нырнул в воду, смыл с себя сажу и только после этого вылез на берег:

– Смотрите, люди, это же я – Сюто!

– А, так это ты ударил меня палкой! – воскликнул деревенский надзиратель. – А ну-ка, вылезай на берег, негодник, я поколочу тебя за это!

– А, так это ты схватил мой зонтик! – воскликнула деревенская модница. – Он сломался из-за тебя! А ну-ка, вылезай, я тебя заставлю купить мне новый!

– А, так это ты забросил мой новый халат на дерево и гнусно пел при этом! – воскликнул богатый старик. – А ну-ка, вылезай, я научу тебя, как уважать старших!

– А, так это ты пролил целый бочонок моей лучшей водки! – воскликнул хозяин харчевни. – А ну-ка, вылезай, ты отработаешь мне все до последнего гроша!

В деревне

Сюто стоял на берегу, голый, замерзший и несчастный, и тут он увидел под мостом тенгу. Тот захихикал, достал полученную от Сюто бамбуковую палочку и плюнул в него здоровенной горошиной. Вот так-то вот издеваться над тенгу!

– Я никогда не буду издеваться над тенгу, – сонно пробормотал маленький Такэно.

– Ни над кем не надо издеваться, – сказала Йока, поправляя его одеяло. – Спи, мой маленький воин.

– Ты опять грустна? – шепнул ей Такэно-старший, когда маленький Такэно уснул. – О чем ты грустишь?

– Я не знаю… Может быть, об ирисах у реки? Сейчас уже ночь, и они не видят себя в речном зеркале… Это так глупо, я понимаю. Но может быть, в этой глупой грусти скрыта еще большая печаль? А может быть, предчувствие?.. Не обращай на меня внимания. Пойдем спать, тебе надо отдохнуть.

Едва дороги стали проходимыми, в княжеское поместье прибыл гонец с письмом. В письме извещалось, что князь намерен здесь провести лето, а потому следовало в кратчайшие сроки приготовить поместье к проживанию князя и его свиты. Написано было послание на имя Сотобы, что сразу вызвало трудности: во-первых, Сотоба уже несколько месяцев как умер, а во-вторых, даже если бы Сотоба был жив, он не смог бы приготовить поместье к проживанию князя, потому что не имел в своем распоряжении ни денег, ни людей, занимая до своего последнего дня должность садовника, но не управляющего. А после смерти Сотобы и отъезда Йоки с сыном в город, в поместье вообще остались только старик Сэн и солдаты охраны.

Но приказ есть приказ; как только письмо было получено, солдаты во главе со своим командиром немедленно принялись за дворец, – к счастью, не требовавший крупного ремонта, – а Сэн с утра до ночи гнул спину в дворцовом парке.

За всеми этими хлопотами незаметно прошли первые весенние дни, но зато поместье теперь радовало глаз идеальным порядком. Стены княжеского дворца, вымытые и вычищенные, сияли теплым светом дерева, а на колонах и перилах сверкала свежая позолота. Озеро, на котором стоял дворец, было очищено от кувшинок, сплошь покрывших его гладь за последние годы; красный и зеленый мох, бурно разросшийся на белом каменном берегу, был удален до приемлемых размеров. Заодно из воды вытащили две упавшие сосны, а у тех, что стояли на берегу, спилили засохшие ветви.

Скамейки и декоративные мостики в парке были выскоблены до блеска; все кусты подстрижены еще раз, несмотря на протесты Сэна, заявившего, что он их уже стриг. Чуть было не пострадали и крохотные пруды парка с островками цветов: солдаты и эти пруды решили очистить, а лучше бы попросту засыпать их, зачем они нужны? – сказали солдаты. Но Сэн решительно воспротивился этому, сославшись на Сотобу, который всегда говорил, что вся планировка парка проходила под личным наблюдением князя, а стало быть, менять в ней ничего нельзя. Однако рвение солдат было так велико, – оно дополнялось скукой от службы в этом глухом углу, – что остановиться им уже было трудно, поэтому они взялись на домик, в котором жили и прилегающую к нему территорию. В результате дом был выкрашен густой зеленой краской, а земля вокруг него стала похожа на пустыню. Только тогда командир маленького гарнизона дал отбой работам, принявшись усиленно готовить своих подчиненных по военной части, и старик Сэн успокоился.

Убедившись, что с парком все в порядке, он стал готовиться к отъезду, ведь он жил в поместье незаконно. Правда, Сотоба как-то докладывал князю о Сэне, но никаких официальных распоряжений из княжеской канцелярии на сей счет не поступило. Хотя Сэн получал еду, которую привозили сюда крестьяне для него и для солдат охраны, однако если разобраться, крестьяне не должны были кормить его, так как у них имелось распоряжение кормить только Сотобу и княжеских солдат.

Сэн собирался странствовать, пока смерть не настигнет его; жить ему все равно было негде. Он знал, что Такэно и Йока снимают в городе крошечный домик, а у них скоро будет прибавление семейства. Правда, Такэно говорил, что князь наделит его землей, но старик в это не верил: при княжеском дворе служило много безземельных самураев, годами ждавших земельного пожалования от повелителя.