Большая волна в Канагаве. Битва самурайских кланов - Юми Мацутои

– Имение – это очень хорошо, – задумчиво проговорила Йока, подавая мужу еду.

– Еще бы! Тогда мы сможем жить получше. Когда у нас родится второй ребенок, одного моего жалования будет мало. А за вторым, глядишь, и третий, и четвертый, и пятый! – Такэно рассмеялся и нежно похлопал Йоку по животу.

Она смущенно покраснела:

– Не будем загадывать. Загадывать – искушать богов.

– Да, да, – с набитым ртом проговорил Такэно.

– Имение хорошо не только из-за денег. Главное, что можно будет жить там. Ах, как мне тяжко становится жить в городе! Я все время боюсь чего-то, – сказала Йока и вытерла слезы, вдруг выступившие у нее на глазах.

Такэно отставил миску с едой, привлек к себе жену и обнял ее.

– Милый мой сливовый цветочек! Чего ты боишься, скажи? Я тебе люблю и никому не дам в обиду. А погляди на нашего сына – как ему понравилось жить в городе! Его теперь, пожалуй, в деревню палками не загонишь.

Йока снова вздохнула, но уже не так тяжело, как прежде, и отстранилась от мужа.

– Ешь, а то все остынет из-за меня, глупой. А это водка: я сегодня открыла тот глиняный бочонок, что стоял закупоренный с осени.

– С удовольствием попробую! Ну-ка… О, даже у нашего повелителя нет такой водки! Только моя Йока умеет так готовить – и еду, и питье. Нет, поистине боги благосклонны ко мне: они даровали мне лучшую жену на свете.

– Не смейся надо мной, – улыбнулась Йока. – Лучше ешь, как следует. Давай я тебе подложу еще.

– Да ты сама смеешься! А говядина, действительно, язык проглотишь. Ты уже поела?

– Нет, поем позже, когда придет маленький Такэно. Ты не видел его на улице? Пора бы ему уже быть дома.

– Пусть гуляет. Сейчас все мальчишки и девчонки норовят вырваться из дома, чтобы поиграться у реки. Вспомни, когда мы были маленькими, нас точно так же нельзя было оттащить от берега моря. А на реке интереснее, чем на морском берегу – все время что-то меняется, что-то происходит.

– Не сходить ли нам на реку? – оживилась Йока. – Там много воздуха, там просторно и красиво. Цветут ирисы и отражаются в воде. Помнишь:

– На улице непролазная грязь. Вот если бы мы могли нанять возницу…

– Жалко, – погрустнела Йока.

– Ничего, мы еще будем гулять. Скоро, совсем скоро я получу имение – возможно, и где-нибудь около реки, но в любом случае там будет много воздуха и света. Заберем к себе старика Сэна, и заживем лучше прежнего. Князь надолго отпустит меня, ведь мне надо будет налаживать свое хозяйство, а войны в этом году не предвидится.

* * *

…Увидев сына, Йока чуть не заплакала: такой он был мокрый, грязный и, к тому же, как ей показалось, несчастный со своим разбитым коленом. Она тут же принесла деревянное корыто, теплую воду и вымыла маленького Такэно, после чего занялась раной на его ноге.

Йока умела врачевать – в маленькой рыбацкой деревушке, откуда она была родом, женщины всегда лечили мужчин. Это искусство передавалось из поколения в поколение; мужчины рыбачили, строили дома, изготавливали необходимую утварь – все остальное было делом женщин. Йока почти не помнила свою мать, которую унесла Большая Волна, но не забыла ничего из ее уроков, а позже дедушка Сэн передал Йоке многое из того, что знал сам.

Йока сразу поняла, как верно ее сын обработал рану.

– Ты прикладывал к ноге кору ивы? – спросила она маленького Такэно.

– Да, мама.

– А перед этим промыл рану водой?

– Да, мама.

– Значит, ты запомнил наставления дедушки Сэна?

– Да, мама.

– Ты молодец, Такэно, – сказала Йока и мельком взглянула на мужа. Сказать по правде, она боялась, что тот отшлепает сына за позднее возвращение домой, испорченную одежду и поврежденное колено. Но Такэно-старший не собирался этого делать: сына самурая нельзя наказывать телесно, потому что обида, отчаяние и ожесточение от такого наказания лишат его самурайского духа, который несовместим с низкими чувствами. Оттого Такэно-старший лишь мягко выговорил Такэно-младшему за сегодняшние провинности, а потом спросил:

– Ты сам дошел до дома или кто-нибудь тебе помог?

– Мне помог Камада.

– Камада? Ты дружишь с ним?

– Да. Он мой хороший друг.

– Ну что же… Я не запрещаю тебе дружить с ним, хотя его семья и ниже нас по положению при дворе нашего повелителя.

Такэно-младший с сожалением посмотрел на отца и ничего не сказал.

– А как ты повредил колено? Как это произошло? – спросил Такэно-старший, в то время как Йока, покрыв рану целебным бальзамом, ловко перевязывала ногу мальчика длинным лоскутом мягкой ткани.

– Я сражался на мечах.

– О! Это прекрасно! Ты победил?

– Нет, я проиграл, – вздохнул Такэно-младший.

– Почему?

– У меня не хватило сил, я упал в воду, – на глазах у младшего Такэно появились слезы.

Йока хотела обнять и пожалеть его, но не решилась, заметив предостерегающий жест мужа.

– Но ты хорошо сражался? – продолжал задавать вопросы старший Такэно.

– Да! – горячо воскликнул Такэно-младший, моментально забывший свои печали. – Я сражался очень хорошо, и если бы он не был старше и сильнее меня, я бы обязательно победил.

– А с кем ты сражался?

– С Камада.

– Но ты говоришь, что он твой лучший друг, а выходит, что ты дрался с ним, проиграл ему, и разбил из-за него колено? – деланно удивился Такэно-старший.

Такэно-младший задумался.

– Не я проиграл ему, а моя слабость, – сказал он. – А коленку я разбил, упав в воду. Там, на плотине, где мы сражались, было очень скользко. Но я все равно выиграю у Камада, и все равно буду с ним дружить!

– Такэно, как ты разговариваешь с отцом? – укоризненно заметила Йока, помогая мальчику одеться. – Ты разве забыл, как надо разговаривать с взрослыми и, особенно, со своим отцом?

– Извините, – поклонился младший Такэно.

– Я разрешаю тебе дружить с Камада, хотя его семья и ниже нас по положению, – сказал Такэно-старший. – И ты, конечно, победишь Камада. У тебя не хватило не только сил, но и умения. Когда твоя нога заживет, я научу тебя сражаться, как следует. И тогда умение победит силу, как и должно быть.

Такэно-старший замолчал, охваченный своими мыслями.

Младший Такэно собирался о чем-то его спросить, но Йока сделала сыну знак молчать.

– Не мешаю отцу, – прошептала она. – Пойдем ужинать. Я ведь тоже еще не ела, ждала тебя.