Путь к сердцу мужчины - Кира Муромцева

Мысли плавно перетекли на мою пятую точку, равно как и взгляд. Так вот: платье было прекрасное, но не на мне. Я же в нем смотрела словно воздушная зефирка. Такая же белая, пышная и приторная, до зубового скрежета.

—Валечка, ты таки очень красивая. Зря не хотела примерять,— Роза Львовна, со своим несменным ридикюлем в руках и кокетливой широкополой шляпкой на голове, являла собой истинную будущую свекровь, которая лучше знает. И мне бы пожалеть ту несчастную, что удостоится чести стать женой ее любимого сыночки, но жалеть себя, было бессмысленно. Глаза видели, что брали.

Собственно, наверное, стоит вернуться к тому, как меня угораздило так вляпаться. Аккурат в ту же кучу. Еще и с разбега. Я девушка монументальная, на граблях танцевать научилась виртуозно, да так, что лоб отрастил себе броню, что никакие шишки не страшны. Поэтому нос зажала и с головой нырнула. Чтобы уж наверняка себе в мозгу высечь: «Любовь — яд. Трезвый расчет — противоядие».

Петр Иванович Зубило не был моим последним вариантом. Более того после расставания с Гошей, я и думать не хотела о новых отношениях, пусть они и припорошены пылью обиды и жаждой мести. Мол, смотри какую звезду ты потерял на своём жизненном пути. Локти кусай, ночами плачь. Не все же мне это делать.

Дыру в душе я заполняла работой. Постоянно искала новые рецепты, расширяла ассортимент, придумывала акции, бонусы. До ломоты во всем теле и противных мушек перед глазами. Мне было не привыкать упахиваться до изнеможения, но сейчас я была рада этому факту. Этакий, если верить психологам, холодный суицид.

Правда похудеть, на фоне стресса, мне не очень удавалось. Я загоняла себя в рамки, невольно представляя образ новой пассии Серова. Стала спать с сантиметровой лентой, купила весы, чтобы взвешиваться каждый день.

—Худая корова, еще не газель,— патетически воскликнула Лизавета, за что, собственно, и получила в лоб поварешкой. Поварёшку пришлось помыть, а компот, который я варила на продажу, оставить себе, но злющие глаза сестрицы того стоили.— Валя, пусть плачут те, кому мы не достались…

—Пусть сдохнут те, кто нас не захотел,— продолжила я.— Да, да. Я, представь себе, тоже слушаю песни Сердючки. Перлы она тут рассыпает. С чего вдруг такая любовь к народному творчеству?! Ты бы еще статусы из Одноклассников мне почитала.

—Я блондинка, мне можно,— отмахнулась Лиза, покачивая стройной ножкой в туфельке на шпильке.— Мать, правда. Чего ты так загоняешься? Вон холостяцкая половина СОБРа ходит на тебя смотреть, а ты с этим Серовым возишься.

—Им просто нравятся мои пироги!

—Ага. У нас же других пекарен нет, в округе. Только твоя. На другом конце города. В жопе мира,— фыркнула Лиза.— Валя, когда ты стала такой наивной? Ау, где моя сестра! Вызываю Валентину Бизонову. Приём.

Но я ей все равно не поверила. Точнее не хотела верить. Все же знают, что, когда обжигаешься, потом и на воду дуешь. Вода тоже умеет быть коварной, превращаясь из льда в кипяток, стоит только хорошенько ее нагреть. Мда, Валя, хоть где-то тебе понадобились уроки физики!

Возвращаясь к нашим баранам скажу, что хватило меня ненадолго. Просто однажды, не спав несколько ночей подряд, чтобы приготовить пирожные на заказ для какого-то очень важного светского раута, я бахнулась в банальный обморок, ударившись головой об тумбочку на своей кухне. Пришла в себя уже в скорой, с перебинтованной головой и с сидящей рядом Розой Львовной, которая по-отечески, сжимала мою руку, кусая сухие старческие губы.

—Очнулась, голубушка,— пожилой врач скорой помощи улыбнулся в свои пышные усы, бросая заинтересованные взгляды на Розу Львовну. Однако, эта престарелая кокетка, делала вид, что совсем не видит интерес мужчины.— Видите, а Вы панику подняли. Полицию угрожали вызвать, сумочкой фельдшера избили.

Пострадавший фельдшер, сидевший в углу неопределённо фыркнул, потирая плечо. Оказывается, ридикюль Розы Львовны можно использовать как оружие массового поражения. Отхватят все и сразу.

—Ничего. Полезно,— совсем не смутилась женщина, прижимая сумку к себе. Она с ней и так никогда не расстается, а сейчас подавно не заберешь.— Нечего своими финтифлюшками ей в глаза светить. Занята она. За-ня-та.

—Да я только зрачки хотел посмотреть!— воскликнул парень.

—Не бери меня за здесь, мальчик! На свои смотри!

Петина мама кружила вокруг меня коршуном. Дождалась пока мне диагностируют легкое сотрясение мозга, этапировала до квартиры, проследила, чтобы я поела. Спорить не было ни сил, ни желания, поэтому я, испытывая к женщине полнейшее уважение, принимала эту заботу.

—Ты мне Валя, таки не чужая,— усмехнулась Роза Львовна.— Шо ж мне теперь бросить тебя?! Тётя Роза своих не бросает!

—Так, когда это я своя стала?— устало покачала головой, облокотившись на подушки, превозмогая головную боль.

Мой вопрос, однако, она ловко проигнорировала. Поправила мне подушечку, подоткнула одеяло и присев рядом, на краешек кровати, произнесла:

—Я не сильно умею сказать, но хочу,— перевела дыхание, собираясь с мыслями и продолжила: — Петеньку в Германию пригласили. Оценили, ироды, мальчика моего! У него же голова золотая!

—Я рада за Петю, Роза Львовна. Правда рада.

—Ты сиди тут и помолчи, когда я говорю. Не доросла еще перебивать,— Зубило скривилась, будто я ей лимон в рот засунула.— Замуж за него выйдешь, как сыр в масле кататься будешь. Хиленький он у меня, слабенький, но ты девка гарная, сильная! Внуки хорошие будут.

—Вы меня сейчас как кобылу выбираете. А любовь? Как же без любви?

—Тю! Много тебя эта самая любовь дала, а? Давно подушки от слез просохли?— я промолчала, закусив до крови губу. Потому что подушки и правда еще не просохли. Потому что я все еще просыпалась по ночам в слезах. Снился мне всегда Гоша и наш с ним сын. Я даже имя ему придумала. Коленька. И просыпаясь в ночи, нащупывая пустую постель, слезы как-то сами собой катились из глаз. Не было у меня ни Гоши, ни Коленьки, ни самой себя.

—Молчишь. Ты посмотри на шо ты похожа!— судя по тому, как я красиво стукнулась головушкой, то скорее всего на чучело. Однако, тётя Роза решила продолжить: — На мямлю, похожа. Вот шо твоя «любоф» делает. Нормальную женщину в немощь превращает.

Я хмыкнула, от чего голову опять прострелила вспышка боли. И как бы мне не хотелось возразить, но, на этот раз, Роза Львовна была полностью права. Я стала мямлей. Которая молчит, терпит, сопли на кулак наматывает, вместо того, чтобы этот самый кулак пустить в более полезное дело. Например: настучать по голове одному несносному мужику, который нервы мои, как жилы, рвет. Плевать, что он одной рукой меня в бараний рог скрутит, так хоть душу отведу.

Вот тогда-то я для себя все и решила. Не только потому, что захотелось вернуть прежнюю Валю, но еще из-за банальной жалости, по отношению к Петиной маме. Мне же обязательно надо кого-то пожалеть, хлебом не корми. И эта моя жалось, когда-то, до добра точно не доведет. А еще страх, как хотелось Германию увидеть. И не думала я тогда о том, что придется бросать все, продавать пекарню, квартиру и как-то сосуществовать с Петей. Я тогда, кажется, разучилась думать. Вот как головой приложилась, так мигом данная функция отвалилась.