Нашествие Батыя на Северо-Восточную Русь - Михаил Елисеев

Всё громче и яростнее грохотали монгольские барабаны, новые сотни нукеров и багатуров переваливали через холм и бросались в бой, пытаясь остановить бешеный натиск дружинников. Однако порыв русских воинов был неудержим, сметая всё и вся на своём пути, они прорубали дорогу к ставке Батыя. Следом за конной дружиной, прикрывая её с тыла, стеной шла пешая рать. Под ударами рогатин и топоров вместе с конями валились на истоптанный снег ханские тургауды, будучи не в силах сдержать этот яростный напор. Гридни, изломав копья, схватились за мечи и палицы. Они упорно прорубались к шатру монгольского владыки, который, облачившись в боевые доспехи, соизволил выйти к темникам и нойонам[51]. Хан сел на коня, полагая, что вид джихангира будет вдохновлять нукеров на великие подвиги. Натиск русских сметал лучших ханских бойцов, и стальной клин гридней всё ближе и ближе пробивался к заветному шатру.

Наконец дружина прорвалась к холму, на котором стоял хан, и пошла в атаку вверх по склону. Однако здесь темп её продвижения немного замедлился, поскольку приходилось наступать снизу вверх. Но подоспели пешие ратники, и натиск русских снова усилился. Ударами мечей, боевых топоров и кистеней они положили ханскую охрану в окровавленный снег, и вал рукопашной схватки покатился прямо к шатру, у которого на коне восседал хан. И сердце Батыя дрогнуло. Мало того, что сражение стремительно неслось в его сторону, он наконец сумел разглядеть вражеское знамя – стяг сожжённой и уничтоженной ордой Рязани! Холодный пот потек по спине джихангира. Хан никого и ничего не боялся в этой жизни, но теперь ему показалось, что рязанские воины восстали из мёртвых и пришли мстить за свой осквернённый и погубленный город. А ещё Батый понял, что если сейчас он развернёт коня и помчится прочь, то за ним побегут все его нукёры и багатуры, потому что они думают так же, как и он сам. Хан стиснул зубы и остался там, где стоял, ожидая, как монгольские боги распорядятся его судьбой.

И боги пришли ему на помощь. Они послали хану спасение в лице шурина Хостоврула, командира личной охраны Батыя, непобедимого багатура и лучшего поединщика монгольской орды. Пообещав привести живым грозного русского нойона, Хостоврул рванул из ножен кривой меч и помчался вниз по склону, увлекая за собой воинов отборной тысячи. Растоптав конем и порубив стоявших на его пути гридней, царский шурин прорвался к Евпатию. Но и боярин увидел монгольского багатура, а потому развернул коня и съехался с ним один на один. Могучим ударом Хостоврул разнёс на куски щит Коловрата, но воевода встал на стременах и, перехватив двумя руками меч, рубанул с плеча. Тяжёлый клинок расколол щит, разрубил пластины панциря, прошел сквозь тело багатура и уперся в седло. Коловрат рванул меч, и туловище царского шурина, разрубленное пополам, свалилось с коня на землю по разные стороны.

В ужасе замерли монголы, страх поразил их души. Воевода, видя замешательство врага, пришпорил коня и погнал его вверх по склону холма, прямо на Батыя. Смерть махнула своей косой над головой внука Чингисхана. За малым не добрался Евпатий до хана, пронзённый стрелами пал его конь, но боярин быстро встал на ноги и, схватив в левую руку кривой монгольский меч, бросился на джихангира. Однако перед ним стеной встали отборные тургауды, они своими телами закрывали Батыя, и воевода так и не смог до него добраться. Мало того, он сам оказался в кольце врагов, оторвавшись от дружинников. Со всех сторон кинулись на него отборные ханские телохранители. Дорого продал боярин свою жизнь, рубил и колол он монголов мечами до тех пор, пока не засыпали богатыря стрелами. Как подрубленное дерево упал Евпатий на землю. Но степнякам не дали утащить тело Коловрата и бросить под ноги хану. Прорубились гридни сквозь монгольские ряды, вырвали из рук врага погибшего воеводу и стали пробиваться к лесу.

А Батый всё не мог отойти от пережитого страха. Он по-прежнему оставался у шатра и наблюдал за тем, как оставшиеся в живых после бешеной атаки русские стараются уйти в лесные чащобы. Но шансов спастись у них не было. Подошедшие на помощь джихангиру тумены обтекали с разных сторон русское воинство и отрезали все пути отхода. Тогда остатки дружины Евпатия закрепились на небольшой возвышенности, поросшей редкими деревьями. Сдвинув большие красные щиты и ощетинившись со всех сторон сталью, русские вои отражали атаку за атакой, в которые отчаянно кидались ханские нукеры. Тщетно пытались монголы развалить русский строй, тщетно пытались сбить гридней и ратников натиском бешено мчавшихся коней и засыпать стрелами – рязанцы стояли крепко! Тогда по приказу Субудая притащили осадные машины, подвезли на санях тяжёлые камни и ядра. Раздалась команда, и камнеметы ударили в плотный русский строй. Град метательных снарядов и тяжёлых глыб сметал ратников с возвышенности, от страшных ударов камней раскалывались щиты, а на порушенный боевой порядок смертельным дождём падали тысячи стрел. Десятками валились на окровавленный снег защитники рязанского стяга, наконец, рухнул и сам стяг, накрыв собой погибших дружинников. Битва закончилась, и толпы нукеров хлынули на заваленный телами пригорок, выполняя строжайший приказ Батыя – найти оставшихся в живых и доставить к ханскому шатру.

* * *

Батый был настолько потрясен и удивлён происшедшим, что после боя повёл себя в несвойственной манере и проявил милосердие к пленникам. Никогда до этого монгольский хан подобной сентиментальностью не грешил, а здесь… Он даже не стал предлагать пленным гридням и ратникам перейти к нему на службу, как обычно делал всегда, потому что понимал – эти люди ему служить не будут никогда, им лучше умереть, чем склониться перед ханом. Глядя на тело мёртвого воеводы, джихангир произнёс слова, которые заставили призадуматься его темников, нойонов и тысячников: «Если бы такой вот служил у меня, – держал бы его у самого сердца своего». Завоеватель отдал должное мужеству русского героя, по достоинству оценил его ратное умение и воинскую доблесть: «И отдал тело Евпатия оставшимся людям из его дружины, которых похватали на побоище. И велел царь Батый отпустить их и ничем не вредить им» (Повесть о разорении Рязани Батыем).

* * *

Всё, что мы знаем о доблестном рязанском воеводе, нам известно из «Повести о разорении Рязани Батыем», которая входит в цикл повестей о Николе Заразском и «Мазуринский летописец». Именно из текста «Повести» можно с достаточной точностью восстановить все подробности последнего боя Евпатия и его беспримерной атаки на ставку Батыя. Попробуем разобраться, где и когда произошла битва легендарного воеводы с монголами.

Автор «Повести» даёт чёткую привязку к месту действия: «И погнались вослед безбожного царя, и едва нагнали его в земле Суздальской». Суздальская земля начиналась сразу за Коломной. Дополнительную информацию нам дает Редакция основная Б (2-й вид) «Повести о Николе Заразском», где сообщается о похоронах воеводы: «Принесоша бо Еупатиа в град Рязань, и срете его сам князь великий Ингварь с епископом, и с останочными людьми. И взя тело его князь великий с множеством народа, и понесоша его на главах честьно, и целова его любезно, и плакашися над ним князь великий со всеми людми. И даша хвалу Богови, и надгробное пеша, и похраниша его в святей соборней и апостолстей церкви генваря в 11 день» (с. 338). Об этом свидетельствует и «Мазуринский летописец»: «и погребоша его честно в соборной церкви генваря в 11 день» (т. 31, с. 70). Если принять эту дату (а не принимать оснований у нас нет), то получается, что временной отрезок, во время которого могла произойти атака на ханскую ставку, очень сжат.