Грустная девочка - Александра Флид

Мэй ухмыльнулась:

– Просто ты сейчас с благодарностью ко всему относишься, считаешь, что тебе повезло. Как только твой взгляд изменится, и ты поймешь, что абсолютно всего добилась сама, сразу станет ясно, как много сил ты на все это потратила.

– Не думаю, что такой момент когда-нибудь наступит.

– Хорошо, хорошо. Но речь сейчас обо мне.

– Да, я помню, но не знаю, какой практический совет тебе дать. Разве может быть в этой ситуации какой-то ответ? Тем более сейчас, когда все так неожиданно навалилось.

Мэйлин кивнула, поджала губы и нахмурилась. Затем она сказала:

– Я переживу расставание с Паулем, не сомневайся. Просто мне нужно чем-то занять голову. Господи, я бездушная кукла – даже не могу погоревать как все нормальные люди.

Эмма откинулась на спину и положила руки под голову.

– Нет, ты просто очень активный человек. Первая женщина-реалист в нашем общежитии.

На улице становилось все холоднее, и теперь подолгу сидеть на крыльце было нельзя. София выбиралась во двор, собирала опавшие листья и рассматривала их резные края, выбирая самые красивые и целые для своей новой коллекции. После смерти Стекляшки, повлекшей за собой полное разорение ее тайника, София начала создавать новую сокровищницу. Теперь туда включались разные вещи, которые ей удавалось отыскать на улице или во дворе дома Эммы. Иногда Эмма предлагала ей красивые стеклянные камушки из старой трубы для узоров (калейдоскоп, какое сложное название), и соблазн взять их был слишком велик, но София все равно отказывалась. В ее коллекции должны были находиться только те вещи, которые она добывала сама, собственными руками. От этого они становились еще более драгоценными и замечательными.

Филипп выбрался следом за ней – наверное, его послала тетя Ирена, чтобы он вернул сестру домой.

– Эй, пора заходить, – нарочно напустив на себя грозный вид, скомандовал Филипп.

София тихонько засмеялась:

– Я так и знала.

– Эмма сделала тебя разговорчивой, – непонятно, то ли с одобрением, то ли с осуждением, заметил он.

– Это плохо? – решила уточнить София.

– Смотря для чего, – еще более витиевато ответил Филипп, спускаясь к ней по ступенькам. – Чего копаешься в этом мусоре?

– Это не мусор.

– Ну, конечно, – скептически глядя на нее с высоты своего роста, улыбнулся он. – Если Милена увидит, что ты разворошила все то, что она так тщательно собирала в кучу, она тебя убьет.

Да, характер у Милены был суровый. По сравнению с ней тихая и даже временами добрая Инесс казалась очень хорошим человеком. Милена была строгой, неразговорчивой и не проявляла к детям никакого интереса, если только это не касалось ее работы. София сразу же решила, что новая горничная ей не нравится, и теперь держалась подальше от кухни и ванной комнаты.

– Не убьет.

– Это была шутка, дурочка.

– Я не дурочка. – Она еще не понимала шуток и фигуральных выражений, а потому продолжала упрямо всему перечить.

Это упрямство было новой чертой в ее характере, и София пробовала его во всем – за едой, в разговорах с Филиппом, в своих играх и даже в мыслях. Она все отрицала и смотрела, как люди реагируют на ее твердое «нет».

Тетя Ирена приходила в ярость. Поначалу она удивлялась, а потом начинала злиться и долго говорить о том, как должны вести себя хорошие девочки. Софии не нравилось слушать такие речи, но она все равно продолжала провоцировать свою тетушку.

Дядя Шерлок веселился. Он, казалось, нарочно задавал ей самые глупые вопросы, а потом, услышав «нет», начинал смеяться, и просил повторить. Она боролась с этим как могла – хранила молчание и дожидалась, когда он успокоится.

Милена не обращала на это никакого внимания – она вообще почти ни о чем не спрашивала и ничего не говорила, слепо выполняя указы хозяйки.

И только Филипп был единственным человеком, на которого «нет» производило нормальный эффект. Конечно, для этого стоило немного подождать – иногда он бывал похожим на дядю Шерлока, и София благоразумно ничего ему об этом не говорила. Он также дразнил ее, приставая с одним и тем же вопросом по несколько раз, но потом приходил в равновесие и объяснял ей причины, по которым он говорил те или иные вещи.

Вот и сейчас Филипп принялся втолковывать ей суть своих слов:

– «Дурочка» – это не очень обидно. Вот если назовут «дура» или «идиотка», тогда можешь даже двинуть такому по морде.

– Тетя иногда называет меня «идиотка».

– Нет, тетю трогать не стоит, все-таки мы с ней живем.

– А я и не буду.

– Правильно. Тетю лучше вообще не слушать – она редко говорит что-то умное.

– Она умная, – продолжая гнуть свою противоположную линию, вставила София.

– Это тебе сейчас так кажется, потому что ты еще маленькая. Вот Эмма – она действительно еще ничего. Кажется, мозгов у нее побольше, чем у остальных.

Отрицать это было бы предательством по отношению к Эмме, и София промолчала.

– Кстати, чем вы там занимаетесь, когда она забирает тебя к себе? – поинтересовался тем временем Филипп.

– Играем. Она мне читает книжки. Дает вкусное молоко.

– Ты что – спишь у нее?

– Иногда. Я… – София помедлила перед тем, как признаться: – я притворяюсь, что сплю.

Ей всегда хотелось рассказать об этом брату, потому что для нее подобные разговоры были все равно, что исповедью. Лишь поделившись своими грехами с Филиппом, она испытывала облегчение. Поскольку притворяться было нехорошо, она со страхом созналась в своей хитрости, не зная, как брат отреагирует на это.

На сей раз, Филипп понял ее не совсем правильно.

– Если она тебе надоела, то ты можешь просто перестать с ней видеться. Никто же тебя не заставляет, зачем тогда притворяться. В следующий раз, если хочешь, я скажу ей, что ты больше не будешь к ней ходить.

– Нет, нет, – испугалась она. – Я наоборот, люблю у нее лежать. Когда она читает книжку, я лежу у нее на коленях и закрываю глаза. Она думает, что я сплю, и целует меня в лоб. А еще говорит мне всякие хорошие слова.

– Что ты хорошая девочка?

– Да, – почему-то чувствуя себя глупо, кивнула София.

– И вы никогда не ругаетесь, и тебе все нравится? – недоверчиво спросил Филипп.

– Иногда бывает, мне не нравится. А еще я ее расстраиваю, только она не говорит.

– А что тебе не нравится? Она на тебя кричит?

– Нет, просто… я не знаю. Она живет странно. У них телефон громкий. И вода у них очень горячая. Не люблю руки мыть перед обедом.

Филипп засмеялся:

– Это мелочи, переживешь. Ну, а ты сама чем ее расстраиваешь?