След крови - Стивен Эриксон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы тут ни при чем! – внезапно крикнула она.
Бошелен нахмурился:
– Так это за вами охотятся? Ну да, как мы и подозревали. – Он кивнул. – Кто именно идет по вашему следу, капитан?
– Откуда мне знать?
– Опишите, в чем состоит ваше преступление.
– И что это даст? Строго говоря, это даже не было преступлением. Мы просто… воспользовались случаем.
– Ага… поддались искушению, отбросив любой страх перед последствиями?
– Именно.
– На миг забыли о морали?
– Так и есть.
– Целесообразность победила чувство долга?
– Можно и так сказать…
– Защита, основанная на природной слабости, достойна лишь несмышленых детей и кусачих собак, капитан. Вы и ваши товарищи – все взрослые люди, и если вы отреклись от собственной чести, то справедливо заслуживаете суровой кары на глазах широкой публики, вернее, толпы, которая выразит вполне цивилизованную радость по поводу вашей жестокой судьбы.
На мгновение у Сатер отвисла челюсть, а затем она схватила меч и быстро застегнула пояс на округлых бедрах.
– Уж кто бы говорил…
– Что вы имеете в виду?
– Искушение, кусачие собаки и все такое… Проклятье, я едва на ногах держусь. Вы что, полагаете, будто мне нравится, когда меня насилуют? Я даже попыталась воткнуть в вас нож, но вы вывернули мне запястье…
– Хорошо известно, что кровавое вино – даже малейшие его следы на губах или во рту – вызывает у жертвы неодолимую похоть. Это даже нельзя уже назвать изнасилованием…
– Не важно, что и как там нельзя назвать, Бошелен! В любом случае согласия я не давала. Да наденьте же, ради Худа, кольчугу – может, хотя бы ее вес вас сдержит. Смогу хоть нормально соображать – не беспокойтесь, глотку я вам не перережу, пока нам грозит опасность.
– Я же извинился, – сказал Бошелен. – Я не владел собой…
– Лучше бы вам в лапы попался ваш слуга…
– Поскольку подобными наклонностями я не страдаю, я бы его просто убил, капитан.
– Ничего еще не закончилось.
– Искренне надеюсь, что закончилось.
Сатер подошла к двери и, распахнув ее, остановилась на пороге:
– Можем мы разделаться с этим личем, чародей? – (Бошелен пожал плечами.) – Ох, если бы я могла покончить с вами прямо сейчас…
Он снова пожал плечами.
Едва лишь опустился засов на двери каюты и топот сапог капитана стих вдали, Бошелен, повернувшись, увидел Корбала Броша, который выходил из внезапно подернувшейся туманом стены.
– Глупая баба, – тонким голосом проговорил евнух, направляясь к своему сундуку. – Знала бы она, что такое настоящее отсутствие плотского наслаждения…
– Глупая? Вовсе нет. Сперва потрясение, потом стыд, затем негодование… Она в полном праве чувствовать себя оскорбленной как моим поведением, так и собственной страстной реакцией. У меня есть мысль написать ученый трактат об этической стороне кровавого вина. Член возбуждается химическими средствами, и похоть, подобно потопу, захлестывает все высшие функции разума… Воистину рецепт для бесконтрольного, ведущего к катастрофе размножения – хотя на самом деле скорее наоборот. До чего же приятно осознавать, насколько редко кровавое вино! Только представь: что, если бы оно было доступно всем людям в мире? Да они бы плясали на улицах, одержимые ложной гордостью и, что еще хуже, вопиющим самодовольством! Что касается женщин… без конца преследуемые мужчинами, они быстро растеряли бы свои организационные способности, и в итоге цивилизация впала бы в чудовищных размеров гедонистический коллапс… Ладно, не важно. В любом случае текст придется тщательно продумать и прилежно отредактировать.
Корбал Брош присел перед сундуком и откинул крышку. Охранные чары рассеялись с легким, похожим на звук бьющегося стекла звоном.
– Ах! – воскликнул Корбал Брош, наклонившись и глядя на свое шипящее и булькающее творение. – Жизнь!
– Оно голодное?
– О да, голодное. И еще как!
– Увы, – заметил Бошелен, подходя к товарищу и глядя на пульсирующее в своей мрачной пещере чудовище с парой десятков похожих на бусинки глаз, – преследовать добычу оно может лишь за счет сокращений тела. Даже улитка сбежала бы от него, не запыхавшись…
– Уже нет, – вздохнул Корбал Брош. – Это все в прекрасном прошлом. Я ведь выловил всех крыс на борту?
– Да, что весьма меня удивило.
– Дитя теперь передвигается на множестве лапок.
Бошелен поднял брови:
– Ты приделал своему отпрыску крысиные конечности?
– Не только. Ноги, челюсти, позвоночники и хвосты. У детки теперь множество ротиков. И острых зубок. А также носиков, ушек и хвостиков.
– Но кто же даст загрызть себя насмерть?
– Дитя вырастет, поглощая все вокруг, и станет больше, проворнее и намного голоднее.
– Понятно. И есть ли предел его росту?
Корбал Брош поднял взгляд и улыбнулся.
– Понятно, – повторил Бошелен. – Ты намерен отправить свое дитя в погоню за личем? В лабиринты?
– На охоту, – кивнул евнух. – Мое дитя – вольный охотник! – Он облизал толстые губы.
– Команда точно будет рада.
– Ну да, какое-то время. – Корбал Брош хихикнул.
– Что ж, продолжай, а я пойду отыщу свой меч – он мне наверняка понадобится, когда твое дитя выгонит из норы нашего незваного гостя.
Но Корбал Брош уже бормотал чародейские заклинания, полностью уйдя в свой собственный, наверняка приятный мир.
Открыв глаза, Эмансипор Риз обнаружил, что смотрит на жуткое иссохшее лицо древней старухи, беззубой и почти лишенной кожи.
– Тетя Нупси?
Откуда-то рядом послышался смешок, затем чей-то тонкий голос хрипло произнес:
– Ты теперь мой, демон. Я перережу тебе глотку. Вырву язык. Сломаю нос. Выщиплю брови. Боль, слезы из глаз и кровь отовсюду! Смертельные муки и нервы в огне! Кто такая тетя Нупси?
Эмансипор уперся ладонью в покачивающееся перед ним мертвое лицо и оттолкнул от себя труп, который повалился на бок, с хрустом сложившись у плетеной стенки.
– Ты за это поплатишься! Видишь этот нож? Сейчас устрою ему свидание с твоим пупком! Выпущу кишки, рубану по запястьям – и полетишь на палубу, на поживу матросам! Мужья – лишь пустая трата времени, так что даже не думай! Могу поспорить, она тебя терпеть не могла.
Синяки, шишки на лбу, грязь и кровь на языке, может, треснувшее ребро (или даже не одно, а три), пульсирующий от боли нос. Эмансипор Риз попытался вспомнить, что случилось, сообразить, где он находится. Темнота наверху, слабое свечение, исходящее от седоволосого трупа, качка, потрескивание со всех сторон, завывание ветра. И чей-то голос. Он повернулся, опираясь на локоть.