Скользящий по лезвию - Юлия Зонис

Издалека, от берега, послышался стрекот вертолетных винтов. Нагнувшись над задыхающимся человеком, Си-двадцать пять проговорил:

— Я добью тебя. Ты ведь этого ожидаешь? Может, скажешь перед смертью, что ты за тварь?

Человек промолчал. По его обмороженному лицу текла кровь. Он смотрел на рукоятку ножа, торчащую из бедра андроида. Нахмурившись, коммандо резким движением выдернул нож. Обломившийся кончик лезвия остался в ране. Си-двадцать пять покачал головой и с размаху всадил нож в живот человеку. Затем, не обращая внимания на корчащуюся жертву, он развернулся и поспешил к лодке. Через минуту глухо закашлял, а затем ровно загудел мотор. Яхта отошла от причала, оставляя за собой грязный пенный след и качающиеся на поднятых волнах льдины. Но всего этого человек уже не видел. Он метался на пирсе, поливая снег собственной алой кровью и тем спасая себя, потому что яркое пятно легко было увидеть с летящего от берега вертолета даже сквозь сыплющееся сверху белое крошево. Двумя руками раненый придерживал рукоять засевшего в животе ножа. В обломанном кончике, оставшемся в большой берцовой кости андроида, был датчик слежения. Этот пес никогда не упускал добычи и не делился ею с другими.

Прежде чем войти в бар Джона Нанука, Ори Гилмер старательно сбил снег с ботинок. Снег остался в черной курчавой бороде Ори и медленно таял, пока траппер, усевшись на табурет у стойки, заказывал себе пиво и копался в блюде с орешками. Февраль выдался необычайно мягким для здешних мест — обычно в низовьях реки Кобук в этих числах стояли трескучие холода, ночами температура падала до минус тридцати. А сейчас уже две недели тянулась сырая противная оттепель, и раскисший снег налипал на ботинки, превращая каждый в двадцатифунтовую гирю.

Кроме бара, эскимос владел небольшим пунктом проката сноумобилей и ремонтной мастерской. Гилмер, прищурившись, стряхнул с бороды мокрые комья, кинул в рот прогорклый арахис и спросил:

— Эти двое, что прилетели вчера. Они к тебе уже заходили?

Нанук окинул траппера равнодушным взглядом. Или так только казалось. Лицо эскимоса редко меняло выражение, черные глаза смотрели в меру благожелательно и в меру безучастно. Примерно так же глядела рогастая башка кабиру у него над стойкой. Бармен протер кружку, аккуратно поставил ее на пластиковый поднос и только затем ответил:

— Они остановились у Лили. Заходили утром, хотели взять машину. Боб предложил им Arctic Cat, тот, что я чинил в прошлом месяце. Хороший снегоход.

Ага, как же. Ори Гилмер сморщился, будто обнаружил в своем пиве муху. Не то чтобы он не любил аборигенов. Просто те никогда и ничего не говорили прямо. Вот и теперь Нанук подсунул чужакам неисправный снегоход и сообщил об этом трапперу, но как бы не нарочно — то ли предупреждал, то ли просто случайно обронил, хрен поймешь.

— У Лили, говоришь…

Он почесал бороду. То ли от оттепели, то ли от постоянного нервяка кожа под бородой непрерывно зудела, словно там хозяйничали блохи.

— Надолго они к нам?

Нанук, улыбнувшись, взялся за следующий стакан.

— Ты хочешь узнать, не инспекторы ли они из охотнадзора?

Траппер вскинулся.

— А они представились? Показывали документы?

Бармен покачал головой.

— Только ID. Фальшивые.

— Почему фальшивые?

Черные глаза снова уставились на Гилмера без всякого выражения.

— Потому что один из них андро. А второй, по-моему, маршал.

Тут эскимос широко улыбнулся, сверкнув ровными белыми зубами, и неожиданно хлопнул траппера по плечу.

— Расслабься, Ори. Они приехали, чтобы охотиться. Но не на тебя.

В животе у Гилмера глухо заныло. Известия совсем его не обрадовали. Лучше бы уж эта парочка была из охотнадзора — с теми хотя бы знаешь, как действовать. Но андро на пару с маршалом США? Перехватчики, к гадалке не ходи. Такие гости сулили неприятности. Очень крупные неприятности.

— Все равно надо обсудить с Волчьим Пастырем, — буркнул траппер.

Ему страшно не хотелось выходить из теплого бара, снова ковылять по мокрому снегу к сноумобилю и тащиться на «ферму», как он про себя прозвал вотчину Волчьего Пастыря. Только на «ферме» разводили совсем не коровок. Это тоже не нравилось Ори, несмотря на то, что приносило немалый доход — куда больше, чем платил муниципалитет за отстреленных и отравленных медведей. При этой мысли Гилмер невольно покосился на хлопочущего за стойкой Нанука. Его эскимосская фамилия как раз и значила «белый медведь». Эскимосы, хотя и получили Кобук-Валли и солидный кусок боро Нортуэст-Арктик в свое суверенное владение, не так заморочивались с обычаями предков, как те же лакота на юге. Однако и у них наверняка были тотемы, родовые духи и прочая мистическая фигня. Интересно, что думал Нанук насчет работы Гилмера? Как-никак, тот занимался именно уничтожением его тотемных зверей. Наверняка старая эскимосская каналья не раз испытывал искушение подлить чего-нибудь трапперу в пиво. Но виду не показывал, что да, то да. Все они такие, плоскомордые.

Гилмер отвел глаза — хрен его знает, что там эскимос способен прочесть по его лицу, пускай и изрядно заросшему бородой. Расплатившись за пиво, траппер сполз с табурета и тяжело затопал к выходу. Вообще-то он позвонил Волчьему Пастырю еще вчера, когда самолет с чужаками, подпрыгивая, только еще катился по короткой посадочной полосе. Так что, прежде чем обсуждать конкретные меры, неплохо было бы заехать к Лили и поближе посмотреть на этих охотничков.

* * *

Лили Скайотер держала мини-отель Bed&Breakfast и в Авроре, суммарное население которой насчитывало семьсот человек летом и триста в зимние месяцы, считалась женщиной довольно обеспеченной. Это не мешало миссис Скайотер непрерывно жалеть себя. Ее муж Гай, построивший гостиницу для туристов, летом валом валивших в парк Кобук-Валли, погиб прошлой зимой. Как нетрудно догадаться, в когтях белого медведя. За последние пять лет эта причина смерти соперничала в здешних краях с обморожением.

Гилмер, частенько заглядывавший к Лили после смерти Гая, пытался объяснить, в чем тут дело. Вроде бы льды за арктическим кругом и на Чукотском море таяли, медведи проваливались и не могли ловить рыбу, а потому откочевывали на юг за стадами кабиру, постепенно вытесняя бурых собратьев из исконного ареала. Он так и говорил: «ареал». Ори Гилмер был ученым человеком, даже закончил в юности пару курсов университета Сан-Франциско. По Авроре бродили разные слухи насчет того, почему парень с юга подался в их неприветливые края и заделался траппером. Большинство местных считало, что причина в неладах с законом. Аптекарь мистер Фишер, большой любитель теории заговора, полагал, что Гилмер — агент спецслужб и следит за Поселком. Фишера не раз пытались урезонить: мол, если бы Гилмер действительно работал на правительство, то от Поселка давно бы уже ничего не осталось. Но аптекарь не сдавался, упрямо выдвигая одну дикую теорию за другой. Что касается миссис Скайотер, она винила во всем женщину. Непременно должна быть замешана женщина. Иначе зачем еще сильному, красивому мужчине бежать из Сан-Франциско в их глухомань?