Скользящий по лезвию - Юлия Зонис

Он забыл, что любит ковбойские сапоги, их запах, особую упругость натуральной кожи под пальцами, забыл, как легко различает все сорта кожи: телячьей, яловой, бычьей, лосиной и оленьей, способы выделки и мельчайшие оттенки цвета. Забыл, что предпочитает рыжевато-коричневый, в масть каурой кобылке Нэнси из сгоревшей конюшни. Забыл, что ему нравятся длинноногие брюнетки — особенно полукровки, мулаточки или метиски, хоть это и странно для реднека, и что по пышногрудым блондинкам его взгляд скользит равнодушно и немного презрительно. Забыл вкус бурбона и цвет рассветного неба над Сьерра-Невадой. Он рассыпа́лся, терялся, поддаваясь гремящей в голове разноголосице, и не рассыпаться окончательно ему помогало лишь одно. Цель. Она маяком горела перед глазами и под веками, когда он закрывал глаза. Песье упрямство и песья цепкая хватка. Инстинкт, настолько глубинный, поднимавшийся из такой первобытной тьмы, что даже Голоса перед ним оказались бессильны. Он Охотник. Всегда был Охотником. Он не упустит добычу.

* * *

Беглец изобразил ухмылку заледеневшими губами. Вьюга хлестнула его по лицу и тут же, как будто осознав свою ошибку, отступила, подобострастно взвыв и превратившись в целующую армейские ботинки поземку.

Беглец легко избавился от погони, сначала нырнув под лед у американского берега и обманув тепловизоры, а потом перебравшись обратно на канадскую сторону. Человечки с винтовками, человечки с собаками, человечки с рациями, на вертолетах и джипах искали его совсем не там. Брат остался с раненой девушкой. И только одно беспокоило беглеца. Одно существо, которое не было ни человечком, ни братом. Существо с упрямством машины переползло за ним на американский берег. Даже из-подо льда, выгнувшегося над корнями старой ольхи туннельной аркой, беглец услышал, как оно оступилось у самого конца завала и ухнуло в стремительную ледяную воду. Человечка это добило бы, но существо сумело выбраться. Поблуждав немного в путанице вьюжного леса на той стороне реки, оно снова взяло след и сейчас шло за беглецом.

Он облизнулся, ощутив на губах вкус колкого, с ледяным крошевом снега. Вьюга путала его планы, однако к рассвету должна была успокоиться. А рассвет близко. Человечкам не дано было этого ощутить, но беглец чувствовал первые лучи ультрафиолета, пробивающиеся сквозь тучи над американским берегом. Тучи, подсвеченные снизу огнями Ниагара Фоллс, прорезанные лучами прожекторов. Бесполезные вертушки все еще кружили там, как слепые пчелы над болотом. При желании беглец мог вычленить вой их двигателей из замирающего хохота пурги, лая собак и рявканья мегафонов. Почему существо не связалось с ними, не направило погоню по верному следу? Неужели оно надеялось в одиночку завалить андроида боевой модификации «С»? Беглецу не нравилось так о себе думать, но он верно оценивал собственную силу. Даже брату не удалось бы. А существо было куда слабее брата. Оно едва тащилось в своей обледеневшей одежде, упрямое, как пес с перебитым хребтом. До рассвета оставалось чуть больше полутора часов. За это время следовало достичь озера и отвязаться от преследователя.

Беглец легкими скачками спустился по склону к воде. Река катилась к озеру. Особого плана у коммандо не было — его создали тактиком, а не стратегом, и в своих действиях он всегда полагался на импровизацию. Углядев у берега подходящее бревно, наполовину вмерзшее в ледяную корку, беглец, натужившись, высвободил его, столкнул в воду и спрыгнул следом сам. Он не стал отключать рецепторы, и поэтому кожу ожгло морозом, но внутрь холод не пошел. Широко улыбнувшись, беглец оттолкнулся ногами от дна и поплыл, придерживаясь одной рукой за древесный ствол и загребая другой. Здесь река расширялась, уже почти вливаясь в озеро. Можно было не бояться завалов, а тьма, буруны и переохлаждение не страшили беглеца. Существо наверняка отвяжется. Оно не посмеет последовать за ним и не узнает, куда река унесла несостоявшуюся добычу. Беглец ощутил, как разгоревшийся было огонек любопытства медленно гаснет, скованный тяжестью зимней воды.

И все же андроид ошибся.

* * *

Моторная яхта, пришвартованная у самого конца причала, болталась, как поплавок, хотя волнение на озере успокаивалось. Она осталась последней у этого пирса. Все остальные, со снятыми мачтами, давно отдыхали в корабельных сараях. Странно, что буря не унесла яхту и не разбила о доски причала. Лед, тянувшийся от берега, сковывал озеро футов на пятьдесят, а дальше начиналась черная вода с редкими белесыми рыбинами отколовшихся льдин. Пирс был завален снегом, но вьюга улеглась. С рассветного неба спускалась редкая серая кисея, последнее напоминание о ночной буре.

На пирсе стояли двое. Точнее, стоял один, в красной лыжной куртке и с непокрытой светловолосой головой. Он с легким изумлением глядел на приближавшегося второго. Второй смахивал на облезлую медвежью шкуру, непонятно зачем вставшую на дыбы. Его кожаная куртка прорвалась на спине, там, где он соскользнул по склону и напоролся на острый сук. Штаны обледенели. Лицо, исцарапанное и почерневшее, не выражало ничего, кроме мучительного усилия и тупого упорства. Перчатки он где-то потерял, и распухшие, растрескавшиеся кисти рук торчали из рукавов. И у него не было оружия. Совсем никакого. Однако человек в продранной куртке упрямо пер вперед, на беглого андроида.

Си-двадцать пять покачал головой и неуверенно рассмеялся. Этот смех дико прозвучал на пустынном озере и, докатившись до цепочки погасших фонарей на набережной, растаял.

Тогда андроид спросил:

— Зачем ты идешь за мной? Я не сделал тебе ничего плохого. Из-за денег? Но разве твоя жизнь стоит этих денег? Или ты хочешь отомстить мне за тех убитых женщин?

Заворчав, как пес, человек поднял потрескавшуюся верхнюю губу. Зубы его были розовыми от крови, сочившейся из десны.

— Ты не сможешь повредить мне, — терпеливо объяснил андроид, и ветер, согласный с ним, бросил в лицо человеку пригоршню снега.

Тот мотнул головой и снова шагнул вперед.

— Ты хочешь умереть? — вкрадчиво предложил беглец. — Я могу это устроить. Но сейчас мне надо спешить…

Он оглянулся через плечо на длинный узкий корпус прогулочной яхты.

— …пока меня ищут на той стороне.

Всхрапнув и подволакивая ногу, человек сделал еще шаг.

На секунду показалось, что андроид отступит, растворится в серой кисее вместе со своей яхтой. Но, поколебавшись, коммандо скользнул вперед. Он сбросил с плеч красную куртку и толкнул ее ногой под ограду пирса. Куртка упала в воду и начала плавно оседать в черноту.

Затем андроид очутился у человека за спиной. Он собирался сделать то, что делал обычно с этими тщедушными тварями — захват, рывок, хруст сломанных позвонков. Однако на сей раз жертва повела себя неожиданно. Рука андроида схватила лишь воздух, потому что человек присел, с неожиданной скоростью вырвал из-за голенища сапога нож и всадил его в бедро противнику.

Коммандо пошатнулся. На снег выплеснулась струя темной крови. В следующую секунду ботинок андроида уже врезался в копчик человеку. Тот без крика рухнул на доски пирса и успел перекатиться на спину, прежде чем коммандо навалился сверху. На сей раз андроид не стал использовать никаких приемов, а просто врезал кулаком в грудину противнику. Раздался влажный треск. Человек захрипел, изо рта у него потекла пузырящаяся кровь. Андроид, скривив лицо в недоброй усмешке, разодрал куртку и рубашку на груди раненого и скрюченными пальцами провел по бледной коже, оставляя пять красных глубоких полосок.