Пастух - Григорий Диков

Расспрашивая крестьян о недавних волнениях, Дмитрий Иванович вдруг сообразил, что названия окрестных деревень ему знакомы и фамилии некоторых крестьян тоже прежде где-то встречались. Чтобы проверить догадку, он съездил в уездный город и телеграфом отправил в Санкт-Петербург запрос. Ответ из жандармского отделения пришел через два дня. Оказалось, что Торбеево и Высоцкое упоминались в розыскном деле мещанина Селивестрова, которое Дмитрий Иванович вел около семи лет назад. За отсутствием результатов дело было определено в архив, где пылилось на полке.

Прочтя телеграмму, Дмитрий Иванович отложил ее в сторону. Руки его дрожали, а сердце учащенно билось. Увидев имя Ефима Селивестрова, он тут же вспомнил все обстоятельства дела о поджоге строящейся церкви в Городце. Поджигатель — тот самый самозванец, который выдавал себя за пропавшего Селивестрова, — использовал паклю, пропитанную лампадным маслом. Таким же способом был подожжен и господский дом помещика М.

Дело приобретало неожиданный поворот. О своей находке Дмитрий Иванович написал генералу Трепову и сообщил, что задержится на месте еще на несколько дней. После чего продолжил обход крестьянских домов. Однако теперь его интересовали не недавние события около господского дома, а то, что произошло в этих краях много лет назад. На вопросы о далеком прошлом жители деревень Торбеево и Высоцкое отвечали куда более охотно, чем о недавних событиях.

О том, что с кровельщиком случилось неладное, стало ясно уже спустя два дня после того, как он простился с молодой женой и выехал в город на заработки. На следующее же утро бабы, ходившие в лес по грибы, наткнулись в овраге на перевернутую телегу, груженую инструментом, и подняли шум. А еще через день в Высоцкое, хромая, прибрел Ефимов конь, весь перепачканный болотной тиной.

Дойдя до избы вдовы Селивестровой, Дмитрий Иванович отдышался и придал себе умиротворенно-добродушный вид, бывший у него в ходу для допросов вне стен полицейского участка. Затем следователь постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел внутрь.

В горнице царил полумрак. За столом сидела немолодая грузная женщина в темно-малиновом сарафане. Лицо ее было бесстрастно и сохраняло некоторую приятность: видно, в молодости хозяйка дома была очень хороша собой. На коленях Катерины Львовны лежал, урча и нежась, черный мохнатый кот.

Повернув голову в сторону вошедшего, Катерина Львовна оглядела его и первая заговорила:

— Вы, барин, из города следователь? Так и знала, что ко мне придете, что и до меня очередь дойдет. Садитесь, спрашивайте. Я тридцать лет молчала, мне есть что рассказать.

Следователь сел к столу рядом с хозяйкой и собирался было задать первый вопрос, как вдруг Катерина Львовна жестом остановила его:

— Погодите немного, сейчас он придет, тогда уж и начнем…

Стоило ей только это сказать, как в окне мелькнула тень, раздались шаги на крыльце. В сенях скрипнула дверь. Следователь привстал со стула, силясь в полумраке горницы разглядеть вошедшего…

Лето 190… года только начиналось, зацвела сирень, но в городе уже было душно и по-летнему пусто. Ветер с залива ослаб, вода в каналах зацвела и стала испускать нездоровый болотный дух. Ложась спать, Нил Петрович оставлял окна открытыми, но и это не помогало. Лишь под утро жара немного спадала и Нилу Петровичу удавалось заснуть. Во сне ему часто виделись родные края, мелькали знакомые лица, слышались голоса односельчан. Десятки недобрых глаз смотрели на него, а голоса сливались в угрожающий гул, в котором иногда можно было услышать слова «лешак», «козячий сын» и другие обидные прозвища, которыми Нила награждали в деревне. После этого Нил Петрович обыкновенно просыпался, в испарине и с головной болью, и уже не мог заснуть до утра.

Большинство пациентов доктора разъехались по дачам и загородным имениям. Нил Петрович решил последовать их примеру, а пока выехать хоть на прогулку, чтобы развеяться. Может, потом и удастся выспаться по-настоящему.

Ранним утром он нанял коляску и приказал везти себя на Лахту. Подъехав к церкви св. апостола Петра, он отпустил извозчика и собирался было продолжить путь пешком, как вдруг у ограды столкнулся нос к носу с князем.

Сергей Львович выглядел подавленным. Привычной вальяжности и высокомерия не было и следа. Напротив, казалось, что князь чем-то глубоко потрясен. Руки его дрожали, костюм находился в совершеннейшем беспорядке. Нил Петрович никогда не видел князя таким за пределами своего кабинета.

Увидев белолицего знахаря, князь всплеснул руками и бросился к нему навстречу. Как только они отошли немного в сторону от гуляющих, князь, понизив голос, сказал:

— Какая удача, что мы встретились, а я уж собирался вам сегодня писать! Вы позволите сопровождать вас? Мне сейчас же нужен ваш совет и помощь.

Нил Петрович согласился, и они пошли по дорожке в сторону устья Большой Невки.

По пути князь сообщил Нилу Петровичу известие: Мими ждет ребенка. Он узнал об этом третьего дня и с тех пор потерял сон.

— Помилуйте, дорогой князь, чем же вы так расстроены? — перебил его Нил Петрович. — Ваше желание осуществилось, Мими влюбилась в вас, и влюбилась настолько, что хочет ребенка. Это, так сказать, плод любви, которой вы добивались. Более того, теперь у вас может быть твердая уверенность, что Мими вас не бросит! Мое снадобье более вам не нужно, и…

Князь нетерпеливо замахал на Нила руками — доктор, обычно такой проницательный и душевно тонкий, совершенно не понимал тяжести его положения! Мими актриса, известная в определенных кругах, и появление младенца не удалось бы долго скрывать от столичной публики. До сих пор их связь оставалась тайной, но теперь поплывут слухи и не дай бог дойдут до министра, человека семейного и набожного. Это не только помешает продвижению князя по службе, но и положит конец всей его карьере. Не далее как вчера князь ездил к Мими на квартиру, умолял ее прервать беременность, предлагал большие деньги. Однако красавица наотрез отказалась, расплакалась и заявила, что любит его без памяти и хочет стать матерью его ребенка. Толпа гуляющих осталась позади. Оглянувшись по сторонам — нет ли кого поблизости — и переминаясь с ноги на ногу, князь наклонился к уху доктора и прошептал:

— Поймите, этот ребенок ни к чему, совсем ни к чему! Не найдется ли средство сделать так, чтобы…

Он замялся, с мольбой глядя на белолицего, и тут же со стыдом отвел глаза.

Нил Петрович выдержал паузу, а затем, сохраняя прежнюю невозмутимость, напрямую спросил:

— Сергей Львович, вы хотите избавиться от ребенка?

Не поднимая глаз, князь кивнул и быстро добавил полушепотом: