Гражданин Бонапарт - Николай Троицкий

Так, в Марселе, где, кстати, жила тогда его семья, Наполеон увидел, что главный городской форт Святого Николая, который только и мог защитить рейд, гавань и весь город от любой угрозы со стороны моря, полуразрушен. Четвертого января 1794 г. он составил докладную записку военному министру Ж. Б. Н. Бушотту, не предполагая, что она будет иметь для него угрожающие последствия, причем не единожды. Вот что говорилось в этой записке: «Форт Св. Николая не мог бы держаться даже и четверти часа. Три вала, которые окружают его со стороны города, разрушены, и доступ к нему открыт со всех сторон. Необходимо во что бы то ни стало укрепить этот форт. С этой целью нужно восстановить хотя бы одну из трех стен. Я приказал по- ставить у форта орудия таким образом, чтобы они господствовали над городом»[279].

Наполеон имел в виду не только угрозу нападения на Марсель, возможность нового контрреволюционного мятежа в самом городе, как это уже было летом 1793 г. Но марсельские власти усмотрели в обращении генерала к военному министру призыв к репрессиям и донесли на него в Конвент как на потенциального карателя. Конвент отреагировал на донос, вызвав в Париж для объяснений и Наполеона, и его непосредственного начальника, дивизионного генерала Ж.-Ф. Лапуапа. К счастью для Наполеона, О. Робеспьер и Саличетти посоветовали ему задержаться как береговому инспектору в Тулоне, что он и сделал, а генерал Лапуап сумел оправдаться перед Конвентом[280]. Но, как мы увидим, Конвент еще припомнит Наполеону его марсельский демарш перед военными верхами.

Огюстен Робеспьер к тому времени проникся дружеской симпатией к Наполеону, который восхищал его своими талантами и деяниями. 5 апреля 1794 г. он так напоминал о нем брату: «Я уже называл тебе гражданина Буонапарте, начальника артиллерии, заслуги которого совершенно исключительны»[281]. Вскоре после этого Огюстен был вызван братом в Париж и «все пустил в ход, чтобы убедить Наполеона последовать за ним»[282]. Тот, однако, по данным Стендаля, «не пожелал поступить в распоряжение адвокатов»[283], а впоследствии так комментировал свой отказ: «Не откажись я бесповоротно, кто знает, к чему привел бы меня этот первый шаг и какая участь была бы мне уготовлена»[284]. «Быть может, - добавляет к этому Стендаль от себя, - он помешал бы совершиться 9-му термидора; он умел сражаться на улицах Парижа, а в борьбе Тальена с Робеспьером несколько часов остались неиспользованными»[285].

Уже после отъезда О. Робеспьера в Париж его коллега, комиссар Конвента Жак-Франсуа Рикор, «вероятно, в согласии с Робеспьером»[286], доверил Наполеону важную дипломатическую миссию в Геную, которая тогда представляла собой республику на французский лад, но была склонна поддаться английскому влиянию. Наполеон имел поручение настроить Геную против дипломатического давления на нее со стороны Англии. Он провел в Генуе всего одну неделю - с 14 по 21 июля 1794 г. - и за этот короткий срок добился как дипломат максимума возможного. Корректно по форме, но, в сущности, ультимативно он потребовал, чтобы Генуэзская республика обязалась сохранять строжайший нейтралитет, не дозволяя каким-либо иностранным войскам проходить через ее территорию. В противном случае Наполеон обещал генуэзцам жесткие санкции, припугнув тем самым правительство Генуи. Его глава генуэзский дож письменно обязался удовлетворить требования Франции[287].

27 июля Наполеон вернулся из Генуи в Ниццу, где размещалась его штаб-квартира и куда к тому времени переселились из Марселя его мать и сестры. «Можно представить себе, - писал о нем В. Слоон, - что, возвращаясь по живописной дороге, пролегающей по “Карнизу” между горами и морем, юный генерал и дипломат предавался самым розовым мечтам, чувствуя у себя на плечах эполеты главнокомандующего. На самом деле его ожидала опала, которая могла, чего доброго, окончиться приговором к смертной казни»[288].

Да, в тот самый день, когда Наполеон вернулся к себе в Ниццу, 27 июля (по календарю Французской революции 9 термидора), в Париже свершился государственный переворот. Левореспубликанское якобинское правительство во главе с М. Робеспьером было свергнуто. Власть захватили правые республиканцы, т. н. термидорианцы, которых возглавляли П. Баррас, Ж. Л. Тальен, Ж. Фуше, опиравшиеся, в отличие от якобинцев, не на средние слои населения, а на крупную буржуазию. Робеспьер вместе с братом Огюстеном и ближайшими соратниками (блистательным Л. А. Сен- Жюстом, Ж.-О. Кутоном, Ф. Ф. Ж. Леба), а также еще 15 «робеспьеристов» были арестованы и на следующий день без суда гильотинированы. Смертные казни продолжались и в последующие дни: 11 термидора сложили головы на гильотине 71 человек и 12-го - еще 12[289].

В Ницце о перевороте 9 термидора узнали через неделю - 5 августа по «нормальному» календарю. На следующий день Наполеон был арестован и заключен в тюрьму Форт Карре близ города Антиб на южном побережье Франции. Приказ об аресте подписал его земляк и друг комиссар Конвента Кристоф Саличетти, а исполнил жандармский офицер Жозеф Арена - другой земляк и давний (в годы отрочества и юности) друг, который, как мы увидим, будет дважды покушаться на жизнь генерала и консула Бонапарта.

Какими мотивами движим был в этом случае комиссар Саличетти? Ведь он близко знал Наполеона, симпатизировал ему и так тесно сотрудничал с ним в критических ситуациях на Корсике и под Тулоном. А теперь? Теперь он доложил (точнее донес) в Конвент, что Наполеон якобы был причастен к заговору братьев Робеспьеров против Республики, восстанавливал разрушенные укрепления Марселя как гнездо контрреволюции и чуть ли не изменнически вел себя в Генуе («Что делать этому генералу за границей? Все наши подозрения падают на него!»)[290].