От Ленина до Путина. Россия на ближнем и среднем Востоке - Алексей Васильев

Ситуация в Иордании вызвала серьезнейшие международные осложнения и опасность новой вспышки конфликта на Ближнем Востоке. Палестинские военные формирования пользовались поддержкой прежде всего Сирии, которая была готова прийти к ним на помощь, а также Ирака. На Сирию было оказано колоссальное военно-политическое давление со стороны Израиля и США, сосредоточивших в разгар кризиса флот в Восточном Средиземноморье. Президент Никсон заявил, что либо США, либо Израиль должны будут осуществить военное вмешательство в Иордании, если Сирия или Ирак придут на помощь палестинским партизанам115.

Советский Союз не был готов к вмешательству в конфликт. Экстремизм палестинцев отталкивал советских руководителей. Поэтому и в Заявлении ТАСС от 20 сентября 1970 года116, Заявлении МИД от 24 сентября117 и в выступлении Леонида Брежнева в Баку 2 октября118 содержались обычные выпады против «происков империалистических и реакционных сил» и заверения в поддержке «справедливой борьбы арабских народов». На конкретные акции не было и намека, хотя советские органы массовой информации выражали симпатии к палестинцам.

Внимание советского руководства было занято гораздо более важным для него событием – смертью президента Насера.

Кончина тяжелобольного Насера 28 сентября 1970 года означала конец целой эпохи в советско-арабских отношениях. Когда в 50-х годах Насер пошел на исключительный по смелости шаг, начав закупать советское оружие и бросив вызов Западу, он не ожидал, что к концу жизни и само его политическое выживание, и судьба Египта окажутся теснейшим образом связаны с Москвой. Насер пользовался высокой репутацией и уважением советских лидеров, и это помогало ему вести египетско-советские отношения через пороги и подводные камни.

Приведу слова ныне покойного А.А. Громыко из его книги воспоминаний: «При всем риске впасть в крайность, подчеркивая роль субъективного фактора в конкретных условиях Ближнего Востока, беру на себя смелость сказать: «Проживи этот человек еще несколько лет, обстановка в районе могла бы сложиться и по-другому»119.

Вернемся к беседе с Е.Д. Пырлиным120.

Е.Д. Пырлин. Из всех, с кем я общался, наибольшее впечатление оставил Насер, и я вовсе не оригинален в своих оценках. Насер – это личность. Эта личность на десять голов выше других деятелей Арабского Востока – и нынешнего, и прежнего поколений. Беседы с Насером запоминались его хваткой, то есть он мог с ходу ответить на трудный вопрос и схватывал проблему целиком. Садат в этом отношении был чем плох? Он мог ухватиться за какую-то деталь, раскручивать эту деталь в ущерб главному. Насер видел проблему всю сразу. Я участвовал в восьми-девяти беседах, и каждая беседа оставляла огромное впечатление, тем более они все продолжались по пять-шесть часов. Насер под конец уже был тяжелобольным человеком. У него было сужение сосудов… Он не мог сидеть в одной позе больше трех минут и все равно выдерживал эти утомительные беседы, утомительные переговоры.

Трижды – в 1956, 1967 и 1970 годах – советская поддержка спасала режим Насера. Советско-египетское сотрудничество достигло беспрецедентных для «третьего мира» масштабов и в военной, и в экономической области. Оно же нанесло ущерб Египту в результате временного разрыва части сложившихся связей с Западом и ограниченного переноса на египетскую почву некоторых элементов советской социально-политической и экономической системы, оказавшихся неудачными и в СССР.

Насер знал и победы, и очень жестокие поражения, но, как бы то ни было, он стоял в ряду гигантов «третьего мира» вместе с Неру, Сукарно, Нкрумой, олицетворявших целую эпоху избавления от политического господства Запада и перехода к сотрудничеству с Советским Союзом. И эпоха, и лидеры, и их политика были противоречивы, и еще предстоит дать им окончательную оценку. Да и возможно ли что-либо «окончательное» в подходе к историческим деятелям и к самому историческому процессу?

Во время правления Насера шло быстрое расширение советского влияния на Ближнем и Среднем Востоке – в хрущевское десятилетие и первые годы после него.

«Советские позиции на Среднем Востоке сегодня сильнее, чем десять лет назад, – писал У. Лакер в конце 60-х годов. – Это произошло не в результате вторжения, не в результате хитрого проникновения. Советский Союз стал средневосточной державой по приглашению. Он не захватил никаких военных баз, но правительства Египта, Сирии, Алжира и Йемена по своей собственной воле предложили ему льготы, к которым он стремился.

Ни одна страна не была захвачена. Не было сделано никакой попытки навязать сверху коммунистическую политическую и социальную систему. В некоторых странах произошли перемены, но в результате внутреннего брожения, а не внешнего давления. Советское влияние выросло не потому, что распространялась коммунистическая идеология, но в результате усилий, предпринятых на различных уровнях для того, чтобы создавать друзей и оказывать воздействие на людей: займы, поставки оружия, политическая помощь, поддержка арабских стран против Запада и Израиля… В ответ Советский Союз не требовал ни баз, ни нефти, ни политического конформизма. Он был готов сотрудничать как с королями и шейхами, так и с ультрарадикальными революционерами. Факт, что некоторые из этих лидеров были воинственными антикоммунистами, не служил препятствием… Израиль был единственным исключением, но и в этом случае причины советской враждебности не были идеологическими. Поставленная между необходимостью выбирать между арабами и Израилем, Москва выступила за более многочисленные батальоны, и сначала она считала, что это – более сильные батальоны…

Советские цели на Ближнем Востоке легко определить: убрать западное влияние из региона и усилить, насколько возможно, советские позиции. Турция и Иран в значительной мере были нейтрализованы»121.

«В результате полутора десятилетий противоречивого, но постоянного проникновения Советский Союз теперь стал средиземноморской державой с признанными интересами на Ближнем Востоке, где он регулирует экономические вложения, осуществляет политическое влияние и использует военные базы», – писал исследователь Шимон Шамир в начале 70-х годов122.

Можно привести десятки высказываний подобного рода, сделанных политическими деятелями и политологами на Западе и в Израиле. Легко по прошествии десятилетий опровергать их или критиковать. Но тогда ситуация воспринималась именно так и на Западе (за редким исключением), и в арабских странах, и в СССР.

Были ли в те годы скептики в Советском Союзе, ставившие под сомнение основополагающие принципы и критерии успеха? Да, были, но только не среди идеологов внешней политики, не в советском руководстве. Если не считать горстки диссидентов, то в успехе ближневосточного предприятия сомневался кое-кто из экспертов-интеллектуалов. Но их мнение не могло стать достоянием общественности, да и заглушалось внутренними сомнениями (может быть, «мы все равно победим»?), и успехами Вьетнама, и появлением советских танков на улицах Праги, вернувших Чехословакию на путь «реального социализма», и переворотом в Чили, который показал отнюдь не «улыбающееся лицо» Запада, если затрагивались его политические интересы.