Истерли Холл. Раскол дома - Маргарет Грэм

– Нет, конечно, она не еврейка. Хейне бы палкой до нее не дотронулся. Нет, просто…

Он подыскивал слова. Вокруг люди разговаривали, слышался смех.

– Ладно, забудь.

Тим взял кружку и выпил залпом почти половину. Отец наблюдал за ним.

– Поставь кружку, сынок, и послушай меня. Твоя мама всегда, как бы это точнее сказать, хотела иметь то, чего у нее никогда не было. Почему бы и нет, в конце концов? Ее отец погиб в шахте. Она с мамой жила у тети Нелли в Хоутоне, и у них даже своей комнаты не было. Ты только что сказал, что у нее есть Хейне. Она разделит его успех. И тогда она успокоится. И прежде всего у нее есть ты.

Голос отца стал резким:

– Так чего же еще она хочет, скажи мне, Христа ради? Куда бы она ни направилась, повсюду есть…

Ярость вспыхнула в нем, как огонь. Почему, ну почему, черт побери, все, в том числе мать, делают его жизнь такой дьявольски трудной? Он хлопнул ладонью по столу. Разбитые костяшки пальцев просвечивали в ранах.

– Есть что? Слушаю тебя, папа. Ты женился на ней, просто чтобы заполнить пустоту, оставшуюся, когда Тимми не стало, как она сказала. Что ж, я – не Тимми, я сын ее и Роджера. Вы, люди, получили от нее все…

– Джек, нам нужно поговорить.

К их столику подбежал Джеб, представитель профсоюза, и принес с собой волну холода. – Я не могу удержать Фреда, он хочет разворошить осиное гнездо.

Джек отмахнулся:

– Дай мне минуту, Джеб. Нам тут понадобится Март, а он наверняка рубится в дротики. Мы придумали план, как разобраться с этим раз и навсегда.

Джеб кивнул и ушел в другой зал. Джек повернулся к Тиму.

– А теперь послушай меня, парень. Ты тут вот сказал: «Вы, люди». Так вот. Мы – не «люди», мы – твоя семья, точно так же, как Роджер и Милли. Ты, сынок, не заполнял никакой пустоты. Ты – Тим, и это имя выбрала твоя мама в честь Тимми. Мы были ей благодарны.

Тим встал, толкнув стол к отцу. О господи, родители, письма, проклятые дети там, где их быть не должно… Ему вспомнилось ощущение, с которым он ударил Брайди по ребрам. Наслаждение, вот что это было. Но он не знал, что это Брайди. Или знал? Вот в чем проблема: знал или нет?

Тим молча смотрел, как плещется в кружке пиво. Джек продолжал:

– Ничего не бойся, парень. Ты ведь знаешь, мы любили тебя.

«Любили?» – подумал Тим.

Он вскинул голову и пристально посмотрел отцу в глаза. Вокруг слышался приглушенный гул голосов. Любили? Да какая ему разница? Это не его мир и никогда им не был. Как говорила его мать, отец это предусмотрел. От него, Тима, избавились, отправив в Ньюкасл работать инженером, хотя он мог бы получить свой сертификат и работать здесь в управлении в рамках семьи. Господи, но они не были его семьей. Отец по-прежнему сидел и смотрел на него, покачивая головой, как будто хотел сбросить с себя эту тяжесть. Тим нагнулся к нему и произнес:

– Любили меня? Как мою мать, да? Вы занимаетесь людьми, пока они делают то, что вы им говорите, и вы их любите. А если они что-то делают по-своему, вы собираетесь вместе и «разбираетесь с ними», точно так же, как будете делать это сейчас вместе с Джебом и Мартом?

Джек поднялся и пошел вокруг стола, вынуждая сына отступить.

– Какого черта?..

– Как, я предполагаю, поступили с моей матерью. Вы все просто подставили ее, состряпав эту фальшивку – подложное письмо о краже серебра. Это ведь вы устроили, просто чтобы испортить ей жизнь? Что ж, радуйтесь, черт возьми, вы добились своего. Из-за него она не может выйти замуж за Хейне, потому что у СС свои правила. Давай, иди, разбирайся с шахтерами, а я завтра уезжаю к матери и отчиму. Желаю вам удачно разобраться со всей этой чертовой кутерьмой, а меня, если я вообще вернусь, вы больше не увидите. Вы с мамой для меня теперь никто.

Вокруг наступила полная тишина. Теперь Джек уже не смеялся и не делал вид, будто все в порядке. Он тихо сказал:

– Послушай меня, сын.

Тим дернул головой.

– Я больше не собираюсь слушать, как и ты никого не слушаешь. Но постарайся услышать одно: я больше тебе не сын, как и маме тоже. Вы, черт возьми, так довольны собой, вы делаете только то, что вас устраивает, а все остальные могут катиться к черту. Я теперь знаю, что чувствовала моя мать и как страшно, наверно, она была одинока.

Джек побледнел, его фиолетовые шрамы особенно ярко выступили на лице. Тим отвернулся и почти столкнулся с Мартом, преградившим ему путь.

– Так не пойдет, ты, вонючий фашистик. Сейчас же извинись перед отцом.

Джек сделал шаг и оттащил Марта в сторону.

– Брось, старик, он на самом деле так не думает. Это ему кажется, что он думает, но на самом деле нет.

Шахтеры расступились, чтобы дать Тиму пройти. В клубе воцарилось гробовое молчание. Он направился к выходу, где стоял Джеб. Тот тоже на секунду преградил ему путь.

– Это уже ни в какие ворота не лезет, сынок. Не являйся сюда, пока не поймешь и не признаешь, что не прав. Твой отец – лучший из лучших в этом мире.

Тим оттолкнул плечом старика, борясь с желанием разбить кулак о его физиономию.

– Если вдуматься, это ни о чем не говорит. И они не мои родители, понятно? Больше не мои.

Перед тем как сесть на мотоцикл, он вытащил из кармана перчатки. Перекинув ногу через седло, он завел мотор, не отводя взгляда от двери клуба. Отец не вышел. Он подождал немного. Но тот так и не появился. Он тронулся с места и поехал, не понимая, почему плачет.

Брайди покормила цыплят и вернулась в дом. Наступило утро, но было еще темно. Мама уже ушла – ей нужно было заниматься завтраком и ланчем в Истерли Холле. Джеймс приехал в семь часов, чтобы вместе с ее отцом отправиться расчищать канаву на верхнем пастбище. Увидев разбитый нос и синяк под глазом у Джеймса, отец удивленно поднял брови, но принял объяснение племянника о том, что тот поскользнулся на снегу. Брайди обменялась с кузеном понимающей улыбкой и одними губами ответила на его вопросительный взгляд:

– Я в порядке.

– Я тоже, – ответил Джеймс.

Оба говорили неправду. У нее саднило ребра, вероятно, там была трещина, но сделать все равно ничего было нельзя, оставалось только терпеть. Брайди собрала пустые тарелки и поставила их в посудный шкаф в моечной, после чего направилась через кухню в зал. Она услышала, как отец шуршит бумагами в кабинете, и окликнула его:

– Папа, ты что-то забыл?

Ответа не последовало, и тогда она вошла. За столом сидел Тим. Он сдвинул мотоциклетные очки на лоб, перчатки засунул в карман кожаной куртки.

– Ты?! Ты опять здесь, в чужом кабинете?

Она с трудом могла заставить себя смотреть на него, на ребрах по-прежнему ощущался удар его кулака, перед глазами стояло выражение наслаждения на его лице. Он ответил: