Рамсес II Великий. Судьба фараона - Жеральд Мессадье

Но теснота была вызвана не тем, что номархи и верховные жрецы прибыли в столицу из провинций, хотя, конечно же, каждый из них счел бы ниже своего достоинства явиться без свиты, насчитывающей добрую дюжину человек. Нет, все дело было в бесчисленном множестве добропорядочных жителей соседних городов и поселков, наводнивших столицу в надежде поймать хоть отсвет грядущей великолепной церемонии. Зажиточные земледельцы, виноградари, ремесленники и, разумеется, воры тоже прибыли в город из провинции: одни — в надежде услышать новость, которая поможет продвижению дела, другие — в расчете на хорошую добычу.

В девять утра в означенный день раздалось звучное пение труб — глашатаев расставили на крепостной стене дворца, имевшей не менее тридцати локтей в высоту. Толпа на мгновение застыла. Потом всколыхнулась и подступила вплотную к царскому жилищу, поскольку возведение на трон Па-Рамессу проводилась там, а не в храме Карнака. Церемония носила гражданский, а не религиозный характер, поскольку божественная сущность воплощалась в смертного только в тот момент, когда он садился на монарший трон.

В самом просторном зале дворца возвели помост, в центре которого возвышались три трона; на двух восседали Сети и его Первая супруга Туи, третий же, справа от фараона, пока был пуст. За тронами стояли трое слуг, и их украшенные браслетами руки умело приводили в движение огромные опахала из страусовых перьев, державшие мух на почтительном расстоянии. На более скромном троне, слева от Туи, сидела Тийи в своей самой красивой пекторали из жемчуга, кораллов и бирюзы. Справа, на небольшом расстоянии от монархов, в три ряда стояли кресла для высших сановников — визирей Верхнего и Нижнего Египта, правителя страны Куш, хранителя казны, верховных жрецов храмов Амона, Ра и Птаха, трех хранителей тайн, военачальника Урии и многих других чиновников и военных высокого ранга. Слева на такие же кресла усадили начальника царских писцов, главного художника Карнакского храма по имени Дидия, управителя Дворца Женщин Хормина, хозяйку этого дворца и Тиа с Именемипетом.

И только первый придворный, Пасар, хранитель Двух Дам, то есть царских корон, остался стоять. В руке у него был свернутый папирус.

Перед помостом, имея возможность без помех лицезреть царственных особ, сидели правители сорока двух номов, а также жрецы, чиновники, писцы второго порядка, как придворные, так и приехавшие издалека. На плиточном полу развернули ковер бело-красного цвета — цветов Верхней и Нижней Земли.

Короткий звук трубы призвал всех к молчанию.

В Восточную дверь вошел Па-Рамессу и направился к помосту. Его сопровождали два оруженосца: один нес позолоченное копье, другой — дважды изогнутый лук и перевязь.

На принце была простая набедренная повязка и золоченые сандалии. Вид у него был торжественный, но держался он естественно, чем вызвал восхищение зрителей. Он был не просто красив, этот юноша с полным сил телом цвета бронзы, он был преисполнен величия. Па-Рамессу остановился перед троном отца и поцеловал край его правой сандалии.

— Божественный отец, ты сотворил меня, своего сына и солдата, — звонко проговорил Па-Рамессу.

Сети наклонился и коснулся рукой головы сына, потом сделал знак стоявшему возле трона Пасару; придворный приблизился и развернул пергамент. Сети торжественно произнес:

— Я, Сети, повелитель Двух Земель милостью Амона, Ра, Птаха и вселенских сил, именую сегодня моего сына Па-Рамессу Усермаатра соправителем и принцем всей страны!

Пасар, за которым по пятам следовал писец с пшентом — двойной короной Двух Земель — на подносе, спустился с помоста и объявил:

— По воле царя, Па-Рамессу Усермаатра, ты коронован!

И он возложил пшент принцу на голову. Подошел еще один писец и надел на шею царскому сыну украшенную эмалью золотую пектораль. Соправитель царя окинул взглядом зрителей, сидящих на помосте, потом тех, кто находился прямо перед ним, и, наконец, посмотрел на отца.

— Поднимись и сядь справа от меня, соправитель Усермаатра, — сказал Сети.

Па-Рамессу взошел на помост и сел на третий трон. Оруженосцы надели на него перевязь, вручили копье и лук.

В возрасте пятнадцати лет он стал соправителем Страны Хора. Победил соперника.

Приблизился Верховный жрец Амона и воззвал к богам, прося принцу благословение.

По щекам Тиа и Именемипета текли слезы.

Если бы человеческий ум зациклился на одной-единственной картинке из жизни обладателя этого ума, этот человек стремительно погряз бы в безумии. Но жизнь милосердна: заботы и радости, воспоминания давние и недавние, надежды и разочарования бесконечно сменяют друг друга, словно рыбки в зарослях водорослей в морских глубинах. Изменчивость — вот его защита…

На пиршестве, последовавшем за церемонией возведения на трон, Па-Рамессу выпил чашу вина, и то неполную, а после утолял свою жажду исключительно водой. Однако утром он проснулся в своей детской спальне (он решил, что переезжать в новые покои нет смысла, лучше дождаться, когда будет закончен его собственный дворец) с ощущением, что накануне выпил слишком много. Па-Рамессу еще не знал, что переживания подобны крепкому напитку и что их избыток туманит разум и сбивает человека с пути истинного. Пережитые им во время церемонии эмоции были необычно сильны: он познал божественный вкус царской власти. Став соправителем, он оказался в шаге от верховной власти.

Стоило Па-Рамессу поставить босые ноги на холодный пол, как глаза его затуманились и он застыл, пронзенный мыслью: а присутствовал ли на церемонии Птахмос? Бывший соперник исчез из поля зрения, но его образ намертво отпечатался в памяти Па-Рамессу. Подобно тени человека, которая остается на полу, тогда как сам человек уже давно ушел…

Однако следующие воспоминания оказались намного радостнее: счастливые лица Тиа и Тийи, когда придворный Пасар объявил о том, что царская чета дала свое согласие на их брак, потом выражение лица самого Пасара, получившего высокую должность визиря Севера. Улыбки на лицах Туи и Сети, когда Тиа подошел к ним и опустился на колени, чтобы поцеловать сандалию своего будущего тестя и руки своей будущей тещи, слезы в глазах наставника, когда он посмотрел на Па-Рамессу, лучащееся радостью лицо Именемипета…

Слуга принес поднос с завтраком, следом за ним появился Тиа.

— Можно войти?

— Добро пожаловать, мой новый брат, — ответил Па-Рамессу, жестом приглашая Тиа пройти в комнату. — Ты уже позавтракал? Нет? Тогда прикажи, чтобы завтрак подали на террасу.

Погода стояла прохладная, и ветер проникал сквозь щели в навесах, прикрывающих террасы. Па-Рамессу и Тиа устроились на кушетках и стали попивать теплое молоко.

— Наивысшее счастье — получить награду за поручение, выполненное с усердием, — сказал Тиа неторопливо, серьезным тоном, будто высекая эти слова на камне. — Но войти в семью того, кому ты служишь, — это больше чем счастье, это — подарок богов.