Дорога без возврата - Татьяна Николаевна Зубачева

– Тут… тут такое дело, – голос у Тима натужный, будто ему сдавило горло. – Ты… того… ты пойми. Ты ж должен это знать, будь человеком, как человека прошу.

– Та-ак, – настороженно протянул Эркин, догадываясь, о каких его знаниях пойдёт речь, и перешёл на английский. – И в чём проблема?

– Затяжелела моя, – тоже по-английски ответил Тим. – Три месяца уже, врач ей сказал.

Эркин быстро на мгновение опустил ресницы и снова открыто посмотрел в лицо Тиму.

– И какая моя помощь тут нужна?

– Ну… Ну, как с этим теперь? Чтоб ни ей, ни ребёнку не повредить?

Тим смотрел на него с таким странным на его обычно непроницаемом лице выражением надежды, что Эркин заговорил очень просто и деловито.

– Сбоку или вниз ложись. Чтоб на живот не давить. И не лезь сам, только когда сама попросит.

– Ага, понял, – энергично кивнул Тим. – Всё?

– А с остальным ты не справишься, – с неожиданной для самого себя злобой ответил Эркин и перешёл на русский: – Пошли, звонок уже.

Тим молча кивнул, выбросил в урну так и не понадобившуюся сигарету, и они вышли из туалета.

В класс они вошли со звонком, но после Полины Степановны. Она только посмотрела на них, но ничего не сказала.

И урок пошёл своим чередом.

Американская Федерация

Атланта

Сейлемские казармы

Центр репатриации

В ночном бараке ровный сонный шум. Храп, вздохи, бормотание во сне, чьи-то негромкие беседы. Андрей лежит на своей койке, слушает и не слышит, плывёт в полусне. Сейчас его никто не видит, он один, может не следить ни за лицом, ни за словами. Он – Андрей Фёдорович Мороз, из угнанных… Ладно, легенду он помнит… аж от зубов отскакивает, сам же её сколько времени сочинял, складывал из подслушанных, обиняком вызнанных кусочков и осколков собственных воспоминаний, чтоб без противоречий и нестыковок, и чтоб проверке поддавалась настолько, насколько можно и нужно. Ладно, можно об этом не думать.

Ладно, врачей он свалил, обошлось даже легче, чем думал. На номер его и не поглядели, не спросили, вот и врать не пришлось. Ну да, не тюремные росписи, как у бывалых сидельцев по русским тюрьмам, там бы начали мотать, где, когда и за что. А так… сошло. Шрамы только на заживление проверили. И в карте ему во всех графах написали: «Практически здоров, без ограничений». Уже легче. Ну, особо он и не боялся. Больных по-настоящему ещё на первичном осмотре отсекают и сразу: кого в госпиталь, а кого и за ворота, рассказывали у курилки. А вот психологи…

Андрей улыбнулся воспоминанию, не открывая глаз. А ведь тоже обошлось. Но и протрясся, конечно. Картинки, тесты… отбери одно, подбери другое, то – подумай, не торопись, то – быстренько, не задумывайся. И никак не угадаешь: под придурка косить или мозги напоказ выставлять…

…Спокойная приветливая без насмешки улыбка, зеленовато-карие глаза.

– У тебя очень хорошие показатели. Тебе надо учиться.

– Спасибо, но, – он тоже улыбается, разводит руками, – только кто ж меня кормить будет.

Понимающий кивок.

– Есть вечерние школы, курсы. Учись обязательно. А то сопьёшься.

– Это ещё почему?

– От тоски, – улыбается психолог. – У тебя тоска по учёбе, ты только ещё не понял этого. И быть тебе филологом, или историком, или ещё кем, но там же.

– А я шофёром хочу.

– Будешь. Учись на шофёра. Но ты – гуманитарий, – улыбка становится чуть насмешливой. – Сейчас ты скажешь, что не знаешь этого слова.

– И скажу! Объясните.

– Пока не надо. Просто запомни…

…Гуманитарий. Надо будет по словарю проверить. Если то, как он помнит, то… то что, яблочко от яблони? К чёрту!

Андрей сердито повернулся на бок, натянул на плечо одеяло, закутался, пряча лицо в тёплую, наполненную живым запахом темноту. Здесь не холодно и безопасно, но ему так привычнее.

И успокоившись, снова улыбнулся. А ведь раскусил его этот чёртов психолог, не во всём, но раскусил. И удачный совет дал. Вполне в масть…

…Карта подписана. Лист заключения тоже. Но разговор не окончен.

– Ты место себе подобрал уже?

– Нет ещё, так, – он неопределённо крутит в воздухе рукой. – Подумываю.

– В Пограничье тебе оставаться нельзя, – и снова внимательный, но не враждебный взгляд. – Слишком тебя будет прошлое тревожить, на любом пустяке можешь сорваться.

– И куда посоветуете?

– Подальше от границы. Начни всё заново. Ты уверен в гибели родных, но боль ещё не улеглась. Не растравляй её. Ограничений по климату у тебя нет. Деревня тебе не нужна, не приживёшься ты там, а жить через силу, насилуя себя, не стоит, слишком велика нагрузка. И расплата. Ты – горожанин, но в большом городе тебе будет пока тяжело, лет через пять можешь попробовать.

– Ага, понял…

…Андрей поёрзал, укладываясь поудобнее. Ну вот, теперь есть на кого сослаться. Библиотекаршу он наведёт, чтоб сама ему на Ижорский Пояс указала, а Загорье… а название красивое. За горами. Всегда хотел в горах побывать.

Значит, завтра в библиотеку, потом в отдел занятости. Библиотекаршу он обработает, не проблема. А вот этот отдел… говорят, он с особым отделом на контакте. Большом и плотном. Так что, Андрей Фёдорович, рано тебе расслабляться. Спи давай. Я от лагеря ушёл, я от Найфа ушёл, а от тебя… Стоп. Когда уйдёшь, тогда и споёшь. А пока спи.

Но и сквозь сон он прислушивался к ровному шуму, готовый в любой момент проснуться, чтобы защитить себя.

Американская Федерация

Алабама

Литерный поезд медицинского назначения

Их поезд шёл вне рейсового расписания и без особой спешки. Вообще вся спешка и суета закончились вместе с посадкой. Да ещё, пожалуй, где-то с час, пока привыкали, приспосабливались к колышущимся полам, тамбурам и переходам. А потом… потом пошла обычная жизнь.

Крис с Люсей обживали своё двухместное купе. Мягкие диваны, маленький столик у окна, крючки, полочки, всякие приспособления. Их вещи – большой рулон из перины, одеяла и подушек и два чемодана – Крис уложил на верхнюю полку над дверью, оставив внизу только самое необходимое. Есть они будут ходить вместе со всеми в столовую: по поезду с судками не набегаешься, и где потом посуду мыть, так что посуду всю тоже упаковали. В дороге будут, как им сказали, не больше недели, так что… так что, всё будет в порядке.

Крис оглядел их купе, Люсю на диване у окна и улыбнулся.

– Ага, – сразу поняла его Люся. – Поверить не могу, что едем. Садись, Кирочка, к окну хочешь?

К окну – это напротив Люси, а ему хотелось и рядом с ней, но и что за окном, конечно, интересно. И сел