Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «Ох и гой вы, добры молодцы! Кто, откуда вы? Куда путь держите?»
Отвечают Ильи Муромцы:
– «Мы витязи славного войска Сибирского 11-го полка стрелкового. Истрепались у нас сапоженьки, изранились босы ноженьки, износились рубашоночки, и идем мы промыслить себе одежонку-обужонку за рубль-копеечку в славный город Мукден».
– «А скажите, добры молодцы, где стоит здесь славная русская конница?»
Указали Ильи Муромцы перстом вправо. Попрощалися, повернули мы коней и скоро приехали… на ханшинный, т. е. китайский водочный завод, где стоят наши эскадроны со вчерашнего дня.
Так на заводе этом и устроили место для богослужения. Что делать! Обстановка повелевает. Отслужил обедницу; проповедь говорил на ту же тему, что и у себя.
Попили чая, побеседовали, осмотрели завод, видели сжатый рис, еще зеленый. У нас в России рис дорого продается, а здесь в Китае солдаты им лошадей кормят.
Приехал домой я уже вечером. Немного устал. Прошу простить: кажется, я очень уж много понаписал вам в этот раз, боюсь, что утомил ваше внимание, лягу опять в полном одеянии.
9, 10, 11 сентября
Ночь была теплее, и день хороший, солнечный. С раннего утра, что муравьи, завозились наши солдатики. Застучали топоры, заработали лопата и метла. Надо бивак разукрасить, во что бы то ни стало: сегодня наш штабной праздник – день св. Феодосия. Мы счастливы: солнышко светит, ни тучки. Праздник выйдет на славу.
И вышел. Притащили из 1-го эскадрона их вчерашний «сад» полностью, корзину, цветы, барана, что «сам хвостом вертит», и даже арки переправили, не разбирая их. Все, что было в 1-м эскадроне, водворилось и у нас и притом не менее художественно. Офицерский же стол и солдатское угощение у нас были и красивее и полезнее; напр. каждому солдату дали водки по одной только маленькой рюмочке да по стакану пива, зато перед каждым лежали чай и сахар, большие белые булки, яйца, яблоки и груши.
В 12 часов пришли наш генерал и офицеры нашего полка – гости. И я отслужил молебен св. Феодосию. Проповедь говорил на тему, что св. Феодосий принадлежал к военной семье, и однако это не помешало его спасению. Посему просил воинов отбросить ложный взгляд, будто на военной службе можно позволить себе много лишнего, греховного, чего в гражданской жизни человек никогда бы себе не дозволил: Бог де простит. Разве военная служба для погибели? Нет, для спасения. Поэтому все воины должны внушить себе, что на военной службе и тем более в военное время необходимо соблюдать заповеди и стремиться к святости даже более, чем в гражданской службе и в мирное время. Разве военная служба мешает искренно веровать в Бога, горячо молиться, соблюдать уставы св. церкви, хранить чистоту помыслов и воздержание в слове, блюсти целомудрие, честность, трудолюбие, послушание, уважение к старшим и пр.? Конечно, нет. Наоборот, она именно к этому-то наиболее и располагает, обязывает даже, прибавляя еще возможность мученического венца: «Спасайтесь же!» Указал затем, что многие нестроевые считают себя как бы на половину воинами: «мы де не сражаемся», – говорят они и грустят от этого. Надо не смущаться этим, а помнить, что, как тело одно, а члены разны, и все члены друг другу необходимы, – так и полк – одно тело, в котором все несут одну службу Богу, царю и отечеству и друг другу необходимы. Нужно только честно и верно служить по присяге, а Бог и царь не забудут; святой же Феодосий своими молитвами благословит и поможет.
После молебна у нас был обед с пирогом и шампанским… (достали-таки!). Пришли песенники, и пошло русское веселье рекой. А я велел подать «китайца» и поехал от своего шума на соседний бивак к родному Поле[34], где живет и батюшка 52-го драгунского полка. Там пил чай; оживленно беседовали. Вернулся в 6 часов вечера домой и все остальное время писал.
10-го и 11-го сентября погода снова наступила теплая, с холодными, впрочем, ночами: но спим, уже раздеваясь, без опасения простудиться.
Получено донесение полковника Банковского, что рядовой Верейкин, возвращаясь с нашего бивака в 4-й эскадрон с лазаретной линейкой, был ранен хунхузами пулей в живот навылет. Отправили в госпиталь; вероятно, умрет.
Еще новая жертва войны в нашем полку.
12 сентября
Вчера вечером корпусный командир прислал сказать, что он просит сегодня отслужить обедницу в 8.30 утра.
Я встал пораньше. Слава Богу, потеплело. Взяли все нужное для богослужения и пошли с Михаилом на штабной двор. Туда же собрались эскадроны и наша команда. По дороге мне пришла в голову мысль, что священник в служении своем подобен св. Предтече Христову Иоанну. Св. Предтеча своей пламенной проповедью подготовлял людей к принятию Господа Иисуса Христа. Не то же ли должен делать и священник? Конечно, то же. Священник должен горячо проповедовать людям, что приблизилось Царство Божие в Иисусе Христе, что только в Нем одном истинная вечная жизнь, полное удовлетворение всех запросов духа человеческого. Пламенное слово Предтечи: «Покайтесь, исправьте пути ваши; укрепитесь, малодушные, и веруйте в Мессию, Который есть Христос» – должно быть и в устах священника. Как когда-то с берегов Иордана, так теперь с амвона и в домах оно должно жечь сердца людей, чтобы их сомнения, ложные извинения и проч, сгорали в этом духовном пламени, чтобы люди принимали сладчайшего Спасителя своего в свои души с верою, любовью и покаянием здесь, на земле, и таким образом после своей смерти приходили к Нему уже приготовленными. Господи, какое чудное служение! И вспомнился мне св. Предтеча, забывший о себе и только об одном помышлявший, чтобы представить Господу людей приготовленными, а упорных обличенными; вспомнились и его акриды, одежды из волоса, и, в противоположность этому, ярко представляются мне наша жизнь и стыдно стало! А ведь мы, священники, подобно древней жертве, являемся уже отделенными от мира для Бога и спасения людей.
Собрались, устроились. Началось богослужение. Всё прошло по-прежнему, однако, на душе у меня стало как-то легче, хотелось молиться еще, и так стало жаль, что все скоро кончилось. Проповедь говорил на Евангелие о хананеянке. Вот она, как мать, все сделала для своей дочери: возрастила, научила полезному; когда та заболела, она, вероятно, лечила ее; а все-таки этих одних ее человеческих усилий оказалось мало: потребовалась высшая помощь, за которой она и обратилась, припав к ногам Спасителя с горячей верой и пламенной мольбой, сраствореннной