Преображение мира. История XIX столетия. Том I. Общества в пространстве и времени - Юрген Остерхаммель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если определение одного единого периода только для европейской истории уже представляет собой спорную задачу, то найти адекватное решение для периодизации всемирной истории еще сложнее. Даже даты знаменательных политических событий здесь окажут лишь слабую помощь. Никакой – единственный – год до наступления XX века невозможно выбрать в качестве эпохального перелома, действительного для всего человечества. Оглядываясь в прошлое, можно оценить Французскую революцию как событие, оказавшее всеобъемлющее влияние на дальнейший ход истории. Однако свержение с трона и казнь государя одного среднего по величине европейского государства не стали событиями мирового значения. В Восточной Азии и Тихоокеанском регионе Французская революция долгое время оставалась незамеченной. В 1888 году французский философ и историк культуры Луи Бордо отмечал, что в глазах четырехсот миллионов китайцев Французской революции не существовало, соответственно, можно усомниться в ее значимости[200]. Не столько революционная программа и ее реализация внутри Франции повлекли за собой непосредственные последствия для внешнего мира, сколько распространение этой программы в ходе военной экспансии. В Америке (за исключением колоний Франции в Карибском море) и в Индии внимание привлек в первую очередь военный конфликт между Наполеоном и Британией, а не Французская революция. Даже начало Первой мировой войны никак не коснулось многих уголков земного шара. Только конец войны привел в 1918 году к всемирному кризису, сопровождавшемуся всеобщей эпидемией гриппа[201]. Первым событием, имевшим поистине глобальное значение для мировой экономики, стало начало мирового экономического кризиса в 1929 году. Потребовалось лишь несколько месяцев, чтобы производители и продавцы всех континентов ощутили последствия резкого падения курсов на Нью-Йоркской бирже. Начало Второй мировой войны, в свою очередь, разворачивалось поэтапно: для китайцев и японцев она началась в июле 1937 года, для Европы к западу от советской России – в сентябре 1939-го, а для остальной части мира – в 1941 году, вместе с нападением Германии на СССР и Японии на США. События Второй мировой войны затронули Латинскую Америку и территорию Африки южнее Сахары в гораздо меньшей степени, чем события Первой мировой. До 1945 года ни одно событие глобальной политической истории не было воспринято всем человечеством в одинаковой степени. Лишь окончание Второй мировой войны стало отправной точкой общей событийной истории мира.
Можно провести еще один мысленный эксперимент о рамках «долгого» XIX века и задать вопрос о выборе переломных моментов во внутренней политике отдельных национальных государств, как это делают историки и следующее за ними общественное мнение. Кто знаком с параллелями и переплетениями немецкой и французской историй вокруг таких ключевых дат, как 1815, 1830, 1848, 1870–1871, 1914–1918 и 1940–1944 годы, тот удивится, как мало общего имеет с ними ритм политических процессов в глобальной перспективе. Сменив точку зрения, можно будет увидеть некоторое сгущение событий вокруг этих политических вех. Однако такая череда событий неспособна взять на себя роль универсального ориентира.
Календарные даты начала XIX века приобрели эпохальное значение в тех странах, где армия Наполеона свергала, подрывала или инициировала распад «старых режимов». Это произошло в западногерманских княжествах, в Испании, Португалии, на острове Гаити (Санто-Доминго) и в Египте. На Российскую империю наполеоновская армия подобного воздействия не оказала. Порой имели место и влияния косвенного характера. Если бы испанская монархия не обрушилась в 1808 году, то революции в испанской Америке начались бы позже, а не в 1810‑м. Французская оккупация Египта в 1798 году повергла правящие элиты Османской империи в шок, несмотря на то, что захват провинции продлился лишь три года, после чего французы покинули берега Нила. Этот шок послужил причиной многочисленных инициатив по модернизации империи. Еще более весомым стало поражение Османской империи в войне с Россией в 1878 году, в результате которого султан потерял часть богатейших территорий своей империи. Если в 1876 году к османской территории относились 76 процентов Балканского полуострова, то к 1879 году владения султана на Балканах сократились до 37 процентов. Именно это поражение стало решающим политическим поворотом в поздней османской истории и привело к ее последующему упадку. На этом фоне свержение султана офицерами-младотурками в 1908 году оказывается неминуемым революционным следствием. Косвенным образом влияние Наполеоновских войн чувствовалось и в местах британских интервенций. Мыс Доброй Надежды и Цейлон (Шри-Ланка) были отобраны у голландских Наполеонидов и остались за Британией после поражения Франции и ее союзников. В Индонезии с ее главным островом Ява недолгая британская оккупация 1811–1816 годов повлекла за собой глубокие перемены, вопреки восстановлению колониального господства Нидерландов. Под командованием маркиза Уэлсли, одного из самых успешных «конкистадоров» Великобритании, британцы в 1798 году начали войну за господство над Индией и смогли успешно подчинить ее себе к 1818 году.
Во многих других странах крупные политические события, которые можно назвать эпохальными в большей степени, чем смену веков в 1800 году, происходили порой в глубине XIX столетия. Многие государства были учреждены только в течение календарного XIX века. Среди них: Республика Гаити (1804), республики Южной Америки (1810–1826), Королевство Бельгия (1830), Королевство Греция (1832), Королевство Италия (1861), Германская империя (1871) и Болгарское княжество (1878). Современная Новая Зеландия берет начало как государственная формация с 1840 года, когда был заключен договор Вайтанги между представителями британской короны и вождями Маори. Преобразование колониальных конгломератов Канады и Австралии в нации-государства состоялось на основе федеральных актов в 1867 и 1901 годах соответственно. Норвегия только в 1905 году вышла из союза со Швецией. Во всех этих случаях дата основания национального государства расчленяла XIX век на периоды до и после достижения единства и независимости. Структурирующая сила подобных отметок на временной шкале намного значительнее, чем влияние календарных границ того отрезка времени, который мы называем столетием.
Примеров подобного рода более чем достаточно. Великобритания прошла сквозь время революций, не потеряв