Все из-за меня (но это не так). Правда о перфекционизме, несовершенстве и силе уязвимости - Брене Браун

• Я не виновата, что не могу найти работу, все дело в том, что я женщина.

• Не моя вина, что я не могу сбросить вес, в этом виновата индустрия диет.

• Я в долгах, но винить надо не меня, а корпорации, придумавшие кредитные карты.

Я полагаю, что контекстуализация противоположна обвинению и увиливанию. Когда женщины, которых я интервьюировала, говорили о том, как важно увидеть картину в целом, они не имели в виду оправдания. Они имели в виду другое: им важно было найти силы для изменений. Силы появляются, когда видишь масштабную картину и понимаешь, что не одинок в своих страданиях.

• Когда я училась в последнем классе школы, мама заставила меня присоединиться к группе поддержки девочек с трихотилломанией[6]. Сначала это меня просто взбесило. Я даже не верила, что у других девочек тоже такое бывает. Но в группе я узнала, что таких, как я, – несколько миллионов. Само по себе это знание не устранило проблему, но теперь я, по крайней мере, знаю, что не одна такая, что я не полная уродка. В группе была девочка на три года младше меня, и я смогла ей помочь, рассказав, как объясняю «это» своим друзьям.

• Я боюсь изнасилования. Очень хорошо осведомлена о таких вещах, как сексуальное принуждение, и что такое «нет значит нет». Я так живу, и я в это верю. Но мне очень стыдно, потому что, когда я думаю о бурном сексе, когда я воображаю, как кто-нибудь меня вовлекает в такой безумный секс, я фантазирую, и у меня в голове появляются сценарии… например, как в фильмах, когда девушка кричит «нет, нет, нет!» и все заканчивается бурным сексом. Почему так происходит? Ведь в реальной жизни это самый большой страх, а в фантазиях – грандиозное удовольствие? Я спросила старшую сестру, и она ответила: дело в том, что ласковый, нежный, чувственный секс в фильмах не показывают. На такой фильм просто никто не пойдет. Люди хотят смотреть на запрещенный секс, сказала сестра, и постепенно ты начинаешь думать, что хороший секс бывает только таким. Я спросила у нее, нормально ли это, и она ответила, что многие люди покупаются на подобные образы, но не говорят о них, потому что считается, что это стыдно. Но самое опасное в том, что мужчины тоже начинают верить, что женщинам нравится насилие.

• Мне кажется, мы все растем, стыдясь того, о чем родители не разрешали говорить, когда мы были маленькие. Значит, с годами все, что родители запрещают, будет сводить тебя с ума. Хочешь, чтоб ребенок был нормальным, – разрешай ему говорить обо всем, тогда он не будет этого стыдиться. Если ты вырос с большим количеством запретов, приходится выспрашивать у людей разные вещи и постепенно делать выводы. Чем больше знаешь, тем больше понимаешь, что ты такая не одна.

Когда мы стремимся понять картину в целом, мы не отказываемся от ответственности. Мы повышаем ее. Когда выявляем нашу частную проблему, укорененную в более масштабных вещах, мы должны принять ответственность и за первое, и за второе. Может быть, наша задача не только в том, чтобы облегчить жизнь себе; возможно, на нас лежит ответственность за то, чтобы облегчить ее нашим детям, друзьям, той части общества, к которой мы принадлежим. Если мы понимаем, каков вклад больших систем в наш стыд, и при этом меняем лишь самих себя, – мы столь же безответственны, как и субъект, который говорит, что не меняет сам себя, потому что виновата система. Враг личной ответственности – не контекст, а индивидуализм.

Хороший пример того, как важен контекст и коллективные действия, связан с раком груди. Многие из нас считают, что это абсолютно личное, интимное дело. Но, хотя оно и интимное, масштабную картину нужно видеть и в этом случае. За последние десять лет в исследовании рака груди было сделано много важных шагов. Этот прогресс не состоялся бы без активистов, которые вписывали медицинские исследования в политический, социальный и экономический контексты. Активисты сделали рак груди важнейшим пунктом в повестке дня национального здравоохранения, благодаря им резко выросло государственное финансирование исследований этой болезни. Мы можем делать личный выбор снижению риска заболевания раком груди, но без коллективных действий мы бы не знали, как управлять этими рисками, и уж точно у общества не было бы тех возможностей лечения, какие есть сейчас.

Когда мы говорим о вписывании проблемы в контекст в целях повышения критической осознанности и увеличения нашей устойчивости к стыду, следует знать, что увязать в обвинении системы так же неконструктивно, как и без конца обвинять себя. Самый действенный способ изменить ситуацию – посмотреть на картину в целом, и если мы индивидуализируем проблему, то у нас не много шансов ее решить.

Слова, которые эффективнее всего помогают повысить критическую осознанность и стыдоустойчивость, – это: «Ты не одна». Когда участницы исследования говорили о критической осознанности, фразы «надо понять, что ты не одна», «хочется знать, что ты не одна такая», «нужно чувствовать, что ты не единственная» появлялись по меньшей мере в 80 % интервью. Стыд делает свое разрушительное дело, только если мы думаем, что мы с ним наедине. Но если мы знаем, что есть и другие, группа женщин, полный город, целая страна, весь мир борется с той же проблемой, – стыд терпит поражение.

Но пока мы не понимаем своих «кнопок», включающих стыд, пока мы не умеем практиковать критическую осознанность, – мы, скорее всего, не сможем часто находить рядом с собой тех, кто сможет нам сказать: «Ты не одна».

На другом конце линейки – патологизация. Это когда что-то воспринимается как отклонение, как ненормальность. Без критической осознанности мы можем думать, что общественные ожидания правомерны. Нам очень легко поверить, что мы единственные не оправдываем ожиданий; а значит, мы ненормальные и с отклонением. Если мы хотим выработать и практиковать критическую осознанность, нам нужно научиться нормализовать наши переживания до той точки, в которой мы будем знать, что мы не единственные.

Многие женщины сообщали мне, что стыдятся развода. Некоторые рассказывали про свой опыт, другие – про развод родителей. Одно из частых переживаний касалось экономических последствий развода. Многим женщинам развод наносит не только эмоциональный, но и серьезный финансовый урон. Вот четыре примера.

• Я была образцовой мамой и лучшей женой, а теперь я без денег, без работы и без мужа. Никто не назовет тебя бедной, когда ты замужем и сидишь дома с детьми, даже если все деньги заработаны твоим мужем. Ты думаешь: «Его деньги – это наши деньги». А потом в один прекрасный день он уходит и забирает с собой все – слава богу, кроме детей. Я не знала даже, где платят по ипотеке. Теперь мы с детьми живем у моих родителей. Когда тебе двадцать и ты переезжаешь к родителям, все думают, что ты просто растерян и пытаешься найти свой путь. Когда тебе сорок, все думают, что ты ничтожество.