Погибают всегда лучшие - Владимир Гурвич

Я положил перед ней кипу бумаги, которую успел исписать после нашей вчерашней встречи, и которая также свидетельствовала о том, что я настроен на серьезную работу. Весь мой труд подвергся тщательному изучению. Несколько раз ее ручка оставляла красные следы на листах, но в целом замечаний оказалось не так уж много.

– Вы хорошо поработали, – бесстрастным тоном отдала она должное моим стараниям.

– У меня был хороший наставник, – вернул я ей комплимент.

Она быстро взглянула на меня, но никак не прокомментировала мою галантность.

– Я разговаривала с некоторыми журналистами, которые будут присутствовать на прямом эфире. У многих из них отношение к вам довольно скептическое. Немногие верят, что вы серьезно собираетесь бросить вызов мафии.

– Было бы странно, если бы они просто поверили моим словам, которые пока не подтверждены делами. А вы верите?

Мне снова был дарован быстрый взгляд ее больших темных глаз. Однако другой реакции в ответ на свой вопрос я не дождался.

– Вы не хотите мне отвечать?

– Этот разговор бесполезен, он ни к чему не приведет.

– Никто не знает, к чему может привести тот или иной разговор. Бывало люди начинали с пустяка, а кончали дуэлью. Или признанием в любви, – после короткой паузы добавил я.

– Ни то, ни другое нам не грозит.

– Собственно, а почему? Что мешает нам выйти к барьеру или полюбить друг друга.

– Вам стало скучно сидеть взаперти и вы решили немного пофлиртовать?

Ее проницательность меня не удивила, но я не хотел завершать наше общение на столь минорной ноте. Поэтому я решил зайти с другой стороны.

– Ксения, если мы с вами делаем одно дело, то должны по крайней мере доверять друг другу. А мы ведь с вами играем не в покер, речь идет о жизнях, в том числе и о наших.

– Так вы мне не доверяете?

– Вы понимаете, что я говорю о другом. Мне не нравится, как складываются наши отношения. Я не слепой и вижу: если вы не враждебны, то уж недоброжелательны ко мне – это точно. И мне хочется знать причины.

– Зачем?

– Я привык играть открыто, по крайней мере со своими. Когда я был командиром антитеррористического отряда, то говорил своим подчиненным: если вы кого-то не любите, в том числе и меня, не скрывайте это, пусть об этом знают все. В таком деле, как у нас, это повышает общую безопасность. Если люди испытывают недоверие или неприязнь, то им не стоит вместе заниматься таким рискованным времяпрепровождением. Когда речь идет о жизни и смерти, необходима полная ясность.

Мне показалось, что последние мои слова заставили ее задуматься. И это был уже некоторый мой успех.

– Так вы настаиваете на том, чтобы я была бы вами откровенна.

– Настаиваю, – набрался наглости сказать я.

– Хорошо, я скажу, хотя я и не хотела этого делать. Я вам не верю. Я видела таких, как вы. Для вас это способ поправить свои дела. Я знаю, что они находятся в плачевном состоянии. А если вас выберут мэром, то быстро наверстаете. Что касается риска, о котором вы так хорошо говорите, то вам рисковать не впервой.

– Любопытно. – Ее слова не слишком удивили меня, нечто подобное я ожидал услышать. – В таком случае, почему вы тут, почему помогаете мне?

Я инстинктивно почувствовал, что отвечать на этот вопрос Ксении хочется меньше всего. А раз так, надо ее непременно заставить дать ответ.

– Если вы не верите в нашу общую цель, то тогда не лучше ли вам не принимать во всем этом участие. Смотреть на все спокойненько со стороны. Если удастся мне что-то сделать, замечательно, если сломаю себе шею, так ему и надо.

– Меня попросили вам помочь, – негромко проговорила Ксения. – Меня попросил об этом Борис Эдмондович.

Мои подозрения, что этих двух людей что-то связывает, нашло дополнительное подтверждение.

– Жаль, что только это обстоятельство заставляет вас помогать мне. А мне, признаться, хотелось, чтобы вами двигало бы искреннее желание. Интересно, какие нужны вам доказательства, чтобы вы мне поверили? Я понимаю: смерть моего брата – это для вас слишком незначительное событие. То, что я ежечасно рискую жизнью, в ваших глазах тоже стоит немного; ведь я таким образом решил поправить свои незавидные дела.

Между прочим, один раз в меня уже стреляли, и я вполне мог быть уже благополучно мертв. Знаете, когда я приехал после пятнадцатилетнего отсутствия в город, то я его не узнал. Дома все те же, такая же в дождь грязь по колено. А вот люди другие. Когда я уезжал, все верили друг другу, никто никого не боялся, закрывали дверь квартиры на ключ, а ключ оставляли на видном месте, словно приглашая – заходи, кто хочет. Но при этом никто не опасался, что кто-то без их согласия проникнет в нее. А теперь все отгородились друг от друга железными дверьми – у кого на них есть деньги. Никто никому не доверяет, семь часов вечера, а даже молодежи не видно на улице; всех, как лед реку, сковал страх. Разве это жизнь? Это уже не мой город.

– Так уезжайте, если это не ваш город.

– А что будет с женой брата и двумя ее детьми? Они вырастут в страхе, в ненависти к этому городу, ко всем, кто допустил здесь такой беспредел. Если в их сердцах поселятся такие чувства, разве они смогут стать нормальными людьми. Ненависть и страх очень заразны, они передаются из поколения к поколению. Вы известная в городе тележурналистка, а зрители очень чутки к настроению своих любимцев. Если они почувствуют, что вы мне не доверяете, то уж точно не будут за меня голосовать. Разве вы этого не понимаете?

– Пожалуй, в этом вы правы, – впервые согласилась она со мной. – Но что я могу сделать? Я не могу изменить своего отношения к вам. Я же не автомат, чье поведение можно регулировать согласно заданной программе.

– Не можете или не хотите?

– Не знаю. Скорей и то и другое, – призналась она. – Да и разве по большому счету это не одно и то же.

– Вот видите, мы уже начали нормально разговаривать. Теперь я лучше понимаю, что вами движет. А от этого становится легче.

– Легче для чего? – В ее голосе послышалось непритворное удивление.

– Хотя бы для того, чтобы сделать так, чтобы вы и впредь мне помогали. Если я стану мэром, мне понадобится ваша поддержка еще в большей степени. Вы же не можете этого не понимать.

– Не уверена. После выборов наше сотрудничество благополучно закончится. А дальше мы если и будем общаться, то как мэр и журналист. И я не могу вам обещать, что буду всегда вас поддерживать. Если ваши действия вызовут у меня несогласие, я стану выступать против вас.

Не самая лучшая перспектива, подумал я.

– Это ваше право. Но ведь настоящая борьба как раз и начнется после моего избрания. То, что происходит сейчас, это цветочки, а все самые спелые ягодки – впереди.

– Скорей всего вы правы, но это уже не мои, а ваши проблемы. Не я, а вы баллотируетесь в мэры.