Багдад. Война, мир и Back in USSR - Борис Щербаков

Естественным, физиологическим уровнем, после которого должностное лицо в компании может получить собственный кабинет, является тот уровень, начиная с которого его direct reports(т. е., непосредственно ему подчиняющиеся начальники разных уровней), находятся в разных местах, в разных зданиях, тем более в разных городах и весях. Ну а с психологической, статусной точки зрения, если позволяет организация пространcтва, если вам так уж хочется — с уровня директора подразделения, наверное… Хотя я так не считаю (см. выше). Я понимаю, что тема достаточно спорная, и истина, как всегда, скорее всего где-то посередине..

В один из летних жарких весенних дней того же 1990 г., по-моему, в Багдаде, давали представление автоэквилибристы из Советского Союза. В небогатой на крупные развлекательные мероприятия культурной жизни Багдада это было заметное явление, к тому же аттракцион проходил на главной площади парадов иракской столицы, где обычно потрясал с трибуны автоматом сам Саддам Хусейн, кадры этих парадов и радостного, палящего в воздух Саддама стали уже каноническими.

Там еще огромные скрещенные сабли в качестве арок установлены с обоих сторон площади…

Вот на этих трибунах мы и сидели теплым, чтоб не сказать большего, весенним вечером, наблюдая за «Авто-Родео», вдохновенно исполнявшееся заезжими советскими спортсменами на «ладах». Ну, знаете, это когда каскадеры на крышах ездят, машины на двух колесах летают, и все такое… Ночью уже я поставил машину к жилдому. На тот вечер я позаимствовал авто у Миши Смолкина, у него была почти новая Toyota, а сам он в том момент был где-то в командировке. Посадил всех друзей-знакомых и отправился на «Родео»…

Утром дня следующего я с удивлением обнаружил, что Toyota моя (смолкинская, в смысле) куда-то исчезла. Я внимательно проверил все переулки — вдруг, думаю, забыл, где я ее припарковал, хотя раньше ничего подобного со мной не было… Пропала машина напрочь. Если у вас когда-нибудь крали автомобиль, вы меня поймете, какое смятение чувств меня охватило. К тому же ведь еще и не «моя» машина это была, а взял я ее по дружбе покататься!!! Жуткое ощущение беспомощности, бессилия, несправедливости…Только вчера было отличное предотпускное настроение — и на тебе. «Авария» размеренной жизни выбила меня из колеи, пришлось почти месяц заниматься оформлением пропажи, открытием уголовного дела, мотаться по полицейским участкам, по страховым компаниям… Не было печали, что называется. И какой черт меня дернул выпендриться, взять смолкинский автомобиль тогда?

Мог бы со всеми поехать на автобусе, в конце концов, на это ужасное «авто-родео». В общем, самое отвратительное впечатление у меня осталось от каскадеров на «ладах», хотя они — то тут совсем и не при чем, но так бывает, ассоциация с негативом каким-нибудь портит всю жизнь.

Машину нашли через полгода, да и было бы странно если бы в саддамовском Ираке, где все пронизано соглядатайством и наушничеством, кто-то в здравом уме и памяти надеялся сохранить ее в собственности или продать куда. Но на запчасти, конечно, ее разобрали прилично, так что забирать мы ее с Мишей даже не стали, да к тому же уже была готова компенсация от страховой. Но этот случай — мелочь по сравнению с тем, что было чуть раньше.

Осенью 1989 года я собирался в долгожданную командировку с представителями Иракской Финиковой Компании в… Советский Союз!!! Редкая ситуация, согласитесь — вроде как ты гражданин СССР, а в командировку едешь к себе же на родину. В этом была и своя волнующая эмоциональность, загадочность и вполне практическая польза, ибо можно было вывезти из Ирака какие-нибудь скопившиеся за год вещи, подарки там, технику, если удастся, — и ввезти обратно обязательный для экономных совзагранработников набор продуктов(водка-хлеб-селедка) и деньги, доллары, снятые со своего законного счета во Внешэкономбанке. Деньги необходимы для конвертации и покупки нужных товаров в Кувейте, с оказией. Вот такой круговорот товаров и услуг в природе. Непросто, но привыкаешь, на советское безрыбье-то.

И надо же такому случиться, что непосредственно перед отъездом нас обокрали. В неосмотрительно открытое окно на моем втором этаже жилдома вечерком пробрался юркий пацан и облегчил мой кошелек (фигурально, ибо деньги лежали в ящичке письменного стола, в конверте, вполне традиционное ротозейство!), аж на 4 тысячи зеленых американских долларов. Могу напомнить, что именно столько стоила в 1989 году трехкомнатная кооперативная квартира в районе Юго-Запада, в Москве. Или дача в районе Хлебниково с двухэтажным домом. (Просто и то и другое мне в именно в те годы предлагали купить знакомые, поэтому и помню так отчетливо масштаб бедствия). Сказать, что был шок — ничего не сказать.

Наутро я появился в Торгпредстве, и обнаружил, что… народ со мной не разговаривает. Завидев меня, люди отходили к соседней стенке, притворяясь, что заняты разговорами, в лучшем случае кивали в приветствии, не останавливаясь для беседы. У меня было стойкое чувство, что я для них выгляжу, как прокаженный. Или как воскресший некстати, извините, покойник в доме. Причем, в Посольстве была такая же реакция: люди сторонились меня, отходили в сторону, по стеночке, по стеночке, лишь бы не встретиться взглядом, не дай бог, не ввязаться в разговор…

Там уже тоже прослышали про ночной разбой в жилдоме. Я же от людей ничего не хотел, ей-богу, я понимал, что никто не собирается мне компенсировать мои трудовые сбережения, хотя… Хотя служебная квартира, где я жил, вроде по всем нормам должна была бы охраняться, но с другой стороны никаких формальных документов на тот счет предъявить я не мог, никаких контрактов я не подписывал, обязательства сторон (меня и работодателя), как и многое другое в советское время, оставались где-то за кадром, да и по любому не могли складываться в мою пользу. К тому же деньги я ввез в Ирак (ужас!!), как и все, без таможенной декларации. Так что — было-сплыло.

Справедливости ради надо сказать, что около трети этой суммы помог компенсировать Профсоюзный комитет и кое-что собрали ужаснувшиеся масштабом финансовой трагедии сотрудники, за что им большое спасибо, а то бы я вовсе потерял веру в человечество. Потом, через полгода, лиходея нашли — оказался, действительно, мальчишкой лет 14, я ездил на суд, но ничего мне не вернули — деньги он успел передать в надежные руки.

Ни о какой компенсации со стороны заключенного тут же в зиндан малолетнего преступника речи быть не могло, он был из малоимущей семьи, да и происхождение американских дензнаков мне совсем не хотелось доказывать, хотя можно было бы, задним числом… Я и тогда и сейчас уверен, что не обошлось без своих людей в полиции или в «мухаббарат», ибо ни для кого не секрет, что за нашим домом постоянно велось наблюдение, в просторечьи «наружка», так какой тут может быть хулиган, ей-богу?

Скоро же в Союзе в России) наступили совсем другие времена, масштаб цен и стоимость дензнаков поменялись до неузнаваемости, сейчас уже сумма в 4 тысячи долларов США совсем не поражает воображение, а тогда я выходил из состояния комы почти два месяца. Мой первый финансовый кризис, вполне рукотворный, жестокий, отвратительный, состояние омерзения, бессилия, когда в душе противно в общем эмоции сегодня многим известные по приснопамятным, придуманным и настоящим кризисам последующих 20 лет, включая сегодняшний всамделишный глобальный. Но жизнь на этом ни в коем случае не кончается, усвоил я для себя, и тем самым обеспечил себе заряд оптимизма и уверенности в преодолении всех последующих кризисов того и этого тысячелетий, чего и вам, дорогие читатели, желаю.