Поговорим о смерти за ужином. Как принять неизбежное и начать жить - Майкл Хебб

Это, разумеется, не означает, что только выбравшие эвтаназию испытывают благодарность и спокойствие. Те, которые решают умереть от болезни естественным образом, также могут разделить эти эмоции. Однако, если верить Бэку, в намерении умереть с достоинством есть нечто, что заставляет людей яснее видеть жизнь.

«Их смелость и откровенность поразили меня, – заключил Тони. – Особенно в свете того, что после интервью я вернулся в свою онкологическую клинику, где пациент за пациентом опускали глаза, когда я предлагал им серьезно обсудить прогнозы. Я пришел к выводу, что в столкновении с собственной смертностью и уязвимостью есть что-то живительное».

Люди, которые хотят приблизить собственную смерть, более всего сосредоточены на независимости и контроле. Это совершенно естественно: отсутствие контроля над жизнью – одна из самых распространенных причин стресса во всем мире[46]. И, если это актуально, когда мы говорим об автомобильном трафике или задержанных авиарейсах, вообразите значимость контроля предсмертных страданий. Снижение стресса, достигаемое за счет обретения большей независимости в определенных вопросах, позволяет людям наслаждаться жизнью и даже способствует исцелению.

Доктор Мари Руварт писала, что, когда ее сестра Марти умирала от мучительного рака кишечника, она заставила печально известного доктора Кеворкяна[47] дать обещание, что он поможет ей свести счеты с жизнью, когда она будет готова. И одно лишь это простое обещание, говорила Мари, помогло Марти снова поесть и удержать еду в желудке. Ее потребность в обезболивающих резко отпала. Эти внезапные перемены граничили с чудом.

«Мы выяснили, что это довольно распространенное явление, – рассказала Мари. – Очевидно, страх болезненной смерти так велик, что сам по себе он негативно влияет на здоровье человека. Когда Марти успокоилась, ее тело получило шанс в какой-то мере исцелиться. В итоге она освободила доктора Кеворкяна от его обещания, но это было уже неважно: Марти ощущала, что контролирует собственную смерть[48]».

Для Тони смерть с достоинством привлекательна не наличием контроля, а более всего тем, как люди, которые выбирают этот путь, идут по нему, как они встречают смерть с полной готовностью. Он описал это так: «Они говорят все, что хотели бы сказать. Получают шанс встретиться со всеми, с кем хотели бы. Они говорят: «Эй, я умираю, это действительно происходит». Как друг или член семьи, вы не раздумываете, когда кто-то собирается умереть и зовет вас».

Есть еще кое-что, что не удивило Тони, но поистине изменило его: семьи умирающих, с которыми он общался. Сталкиваясь с честностью и уязвимостью, все эти дети, родители, друзья откликаются на призыв умирающего с любовью и щедростью, проявляя творческий подход. Речь не о поздравительных открытках Hallmark – нет, это про уровень Pixar. Они успевали подумать обо всем, превосходя мои медицинские навыки, объединялись с пациентом, чтобы создать какое-то Великое наследие, не взирая на то, каким хрупким было их настоящее. Тони вспоминал, как сын пациента сказал ему, что теперь, когда он в состоянии обсуждать смерть родителя, он понимает его. А дочь другой пациентки рассказывала, как они с матерью планировали разбросать некоторые из ее украшений в саду в черноземе, чтобы впоследствии неожиданно находить их.

С тех пор Тони каждый день задавался вопросом: «Могу ли я чаще видеть жизнь так? Могу ли помнить о хрупкости того, что имею сейчас? Могу ли высматривать в отмирающей листве драгоценную вспышку света?»

Как-то мы с Энджел завтракали перед утренней встречей. Мы выбрали небольшое кафе в Западном Сиэтле, которое оказалось наполовину музыкальным магазином, наполовину забегаловкой. Играла песня Дэвида Боуи «Sound and Vision», я листал ленту в Facebook и неожиданно услышал: «…словно самый яркий свет во Вселенной погас. Мы будем скучать по тебе, звездный человек». Громкое «нет» отозвалось эхом в каждой клетке моего тела. Дэвид Боуи умер, и «Sound and Vision» играла, словно плач по нему.

Никогда прежде смерть музыканта или актера не оказывала на меня такого влияния. Я не осуждал тех, кто глубоко скорбит по знаменитостям, однако до того дня – 10 января 2016 года – я на самом деле не понимал их, и теперь понятия не имел, почему смерть Боуи так сильно потрясла меня. По щекам потекли слезы. Энджел встревожилась и нежно обратилась ко мне. Я почувствовал, что вот-вот разрыдаюсь, словно ребенок.

Я не самый горячий фанат Боуи, но сейчас, вспоминая тот момент, ту огромную скорбь, которую испытал, я понимаю, что сам факт его существования, его невероятно смелое, непоколебимое стремление расширить границы нашего сознания, подтолкнуть нас к грани или попросту сломать ее – все это давало мне ощущение безопасности в этом мире. Боуи бесчисленное количество раз давал многим из нас шанс исследовать наши возможности. Без него мир мгновенно опустел.

Боуи дал понять, что музыка затрагивает те стороны личности, которым не обязательно быть логичными, что она обращается к той части нашего сознания, которой слова не нужны, которая оперирует чувствами. Вот почему музыка и скорбь идут рука об руку. Трудно вообразить себе похороны или поминки без музыки.

И при этом это совершенно безопасный вопрос. Вы можете спросить об этом родителей, супруга, бабушек и дедушек, не опасаясь спровоцировать полномасштабную тревогу по поводу того, что вы заставляете их думать о собственной смерти. Мы живем в «эпоху плейлистов», так что этот вопрос может стать отправной точкой, с которой вы совершенно безопасно выйдете на важную тему. Я использую его, когда нужно заговорить о смерти с толпой незнакомцев, и, хотя в ответах зачастую много юмора и рассуждений, вы удивитесь, как быстро разговор становится серьезным.

Меня всегда поражает разнообразие ответов. Кто-то хочет, чтобы Луи Армстронг вернулся из мертвых, чтоб напомнить нам, как прекрасен мир, в котором мы живем[49]. Кому-то нужен Мерл Хаггард, а кто-то хочет, чтоб Тупак в виде голограммы спел «Only God Can Judge Me». Многие пожелания подразумевают нечто не столько эпичное, сколько личное. Например, сестра или лучший друг, которые поют «Over the Rainbow».