Фестиваль для южного города - Чингиз Абдуллаев

Полковник и его сотрудники напряженно следили за всемиприсутствующими в зале, особенно за вооруженными людьми, но все было спокойно.После десяти вечера гости и приглашенные начали подниматься и ходить от стола кстолу, уже не разбирая дипломатических тонкостей и правил этикета. Каждый изприсутствующих хотел обязательно выпить с Рустамом Ибрагимбековым, которыйчестно обходил все столы, здороваясь, и приветствовал каждого из гостей.

Дронго сидел за одним столом с Мовсани. Он видел, какнапряженно чувствовали себя англичане, во время банкета они все время гляделипо сторонам. Хитченс не пил, он старался контролировать обстановку, Слейтериногда позволял себе пригубить рюмку, но тоже старался не пить. Сидевшие вдругом конце зала иранцы дружно игнорировали Мовсани, но тоже не пили, поднимаябокалы лишь с соком или водой. Рядом с ними посадили иранскую делегацию,которая с явным сожалением посматривала в сторону посла. Если бы не егоприсутствие, некоторые из иранцев с удовольствием позволили бы себе немногорасслабиться, но в присутствии официального лица это было почти немыслимо.

Питер Зегер оказался за одним столом с другими журналистами.Он был мрачен. Сидевший напротив него Омар Лятиф все время выразительнопосматривал в сторону Дронго, словно угрюмый вид немецкого журналистасвидетельствовал о его нехороших намерениях. Рядом устроилась Сада Анвар,которая явилась на банкет в изумрудном платье от Балансиаги. У этой журналисткиявно не было проблем с гардеробом, который покупался отнюдь не на ее журналистскиедоходы. Впрочем, кто в наше время одевается на свою зарплату или зарплатусвоего мужа? Многие дамы позволяли себе драгоценности или часы стоимостью внесколько годовых зарплат своих благоверных, но такие «мелочи» никого и никогдане интересовали. В конце концов, люди умели жить. А министерство налогов неучитывало подобные украшения или наряды при проверке налогоплатежности того илииного чиновника.

– Красивая женщина, – услышал Дронго рядом с собойреплику. Это сказал подошедший Рафик Гусейнов.

– Да, – согласился Дронго. – Интересно, кто еепригласил?

– Рустам, конечно. Он встретил ее на недавнем Венецианскомфестивале. Или что-то в этом роде. Ты знаешь, я ему поражаюсь. Уже засемьдесят, а ему по-прежнему нравятся красивые женщины.

– Мой отец говорил, что настоящая жизнь мужчины начинаетсяпосле восьмидесяти. Когда наконец начинаешь понимать женщин и очарование ихкрасоты. Реагируешь более сознательно и спокойно.

Рафик рассмеялся.

– Наверно, он был прав. Хотя у нас пример АндронаКончаловского. Он ведь намного старше Рустама. А у него молодая супруга ималенькие дети.

– Михалковы в России а Ибрагимбековы в Азербайджане – этоособые случаи. У них не только творческая активность до преклонных лет, но ижизненная энергия, столь важная для творцов, – согласился Дронго.

Кроме Рустама, в Баку хорошо знали его старшего братаМаксуда и его племянника Мурада. Племянник умудрился взять «Золотого льва» вВенеции за лучший документальный фильм, автором сценария которого был егознаменитый дядя.

– Напротив сидит немецкий журналист Питер Зегер, –показал Дронго. – Ты о нем что-нибудь знаешь?

– Нет, конечно. У нас все знают две наши милые подруги, Лалаи Зема. Вот они действительно знают все. Можешь узнать у них. Твоездоровье, – он чокнулся с Дронго.

«Здесь можно превратиться в законченного алкоголика», –подумал Дронго. И хотя разница с Рустамом у него более чем ощутимая, он явно недотянет до уровня основателя кинофестиваля, который спокойно опрокидывал рюмкуза рюмкой, обходя все столы. Сказывалась многолетняя практика общений вписательской и кинематографической среде.

Дронго увидел, как к Мовсани направился Нахимсон. Обаангличанина тревожно замерли. Не увидеть во внешности Александра Эммануиловичаеврейские черты было просто невозможно, даже англичанам. Нахимсон подошел кМовсани вместе с Рафиком, который представил его гостю. Мовсани поднялся,пожимая руку Нахимсону. После чего российский продюсер и иранский режиссеротошли в сторону, беседуя о чем-то своем. Оба англичанина поднялись, стараясьсоздать нечто вроде стены между всем остальным залом и двумя собеседниками.Было заметно, как нервничает Слейтер. Все-таки не каждый день иранский режиссербеседует с евреем-продюсером. Но беседа проходила спокойно, они даже улыбалисьдруг другу.

Через пять минут Нахимсон закончил свой разговор и они обапожали друг другу руки. Было заметно, как нахмурился иранский посол, которомунаверняка доложили, кто именно беседовал с Мовсани. Как дернулся посол Израиля,который тоже заметил это рукопожатие. Как усмехнулся российский посол. И каквнешне безразлично отреагировала американский посол. На часах был ужеодиннадцатый час, когда в ресторан приехала и английский посол. По непонятномуи символическому совпадению дипломатические миссии США и Великобританиивозглавляли в Баку женщины, очевидно, решившие таким образом продемонстрироватьэмансипацию в мусульманской стране. На самом деле, конечно, ни Государственныйдепартамент, ни Форин Офис не думали о подобном равноправии. Для обеих столицэто было в порядке вещей. Если освобождалось свободное место посла и имелсядипломат, подходящий для работы в этой стране и владеющий одним из нужныхязыков, то его назначали, независимо от того, представителем какого пола онбыл. В Америке уже давно смеялись над тем, что карьеру лучше всего делатьчерной женщине с лесбийскими наклонностями, в таком случае она попадает подполовую, расовую и сексуальную защиту, так как является меньшинством во всехтрех случаях.

В Европе постепенно перенимали подобный опыт равноправия. Ихотя ксенофобские настроения в старой Европе с годами только усиливались, аультраправые партии получали в странах Европы все больше и больше голосов,традиционная европейская толерантность была все еще в моде. Хотя сколько онамогла продержаться, никто не мог даже предположить. Шесть миллионовмусульман-арабов во Франции и многомиллионная турецкая диаспора в Германии былиочевидными вызовами устоявшемуся образу жизни европейцев, их менталитету,религии, нравам. Глобализация имела свои не только положительные, но иотрицательные стороны. Единственным выходом из подобной ситуации оставалисьпризывы к толерантности и равноправию, ведь исправить ситуацию было уженевозможно, и европейские страны со всей очевидностью проигрывали в этойсхватке, рискуя через пятьдесят или сто лет потерять свою национальную иэтническую идентичность.

Кто-то из присутствующих предложил тост за дружбу. Пилистоя, даже делегация Ирана поднялась, хотя они пили минеральную воду и соки.Женщины, приехавшие в составе делегации, были согласно мусульманскому этикету вплатках, наброшенных на голову таким образом, чтобы закрывать даже длинныеволосы. В отличие от них остальные представительницы мусульманских стран ничемвнешне не отличались от двух женщин – послов самых «демократических» государствмира.

Женщины-мусульманки из Азербайджана, Турции, Пакистана,Египта, Боснии были столь же раскованны и красивы, как их коллеги изхристианских стран. Только одна женщина, представлявшая Францию, была вмусульманском платке. Но она была арабкой из Марселя и выросла в правоверноймусульманской семье.