Однажды летним днем - Наталия Антонова

– Я надеюсь, что ваш зять обедает в приличных кафе, – попыталась Мирослава успокоить женщину.

– Да какие они приличные! – махнула рукой Клава. – Везде одни красители и всякие е-е-е. А я готовлю еду Гавриле Семёновичу из натуральных продуктов. Мясо, молочку всю покупаю у фермеров и на рынке.

– Похвально, – согласилась Мирослава, вспомнив о том, что и Морис затаривается обычно в таких же местах.

– Так чего не сделаешь для родного человека, – проговорила Клава и почему-то зарумянилась, то ли от гордости за свою заботу о бывшем зяте, то ли от смущения.

Мирослава почему-то заподозрила второе, но не стала заострять на этом внимание и спросила:

– Значит, вы видели задержанную?

– Видела, – кивнула Клава и бросила на Мирославу благодарный взгляд, скорее всего за то, что та не имела привычки совать свой нос в чужие дела. Если это, конечно, не касалось следственной работы.

– Она говорила при вас, что не убивала Окунева?

– А то как же! Но ей никто не верил.

– Как она объяснила то, что держит в руках пистолет, из которого застрелили Окунева?

– Сказала, что вошла, увидела его на полу и схватила, не понимая, что делает.

– Бывает, – обронила Мирослава.

– Бывает, – согласилась Клава и добавила тоном знатока жизни: – Люди часто совершают необдуманные поступки, особенно в состоянии крайнего волнения.

– Аффекта, – подсказала Мирослава.

– Точно! Его самого!

Потом Клава на минутку задумалась, после чего недоумённо спросила:

– Но кто же мог его убить? Не жена же родная?

– А они что, плохо жили?

– Да как вам сказать, – неуверенно проговорила женщина, – скандалили часто. Вроде бы только что поженились. Оба из обеспеченных семей. И чего им не хватало?

Вопрос был риторическим, поэтому детектив проигнорировала его и задала свой:

– Никто из них не заводил речь о разводе?

– Этого я не знаю. И никто не знает. Стены хоть и тонкие, но позволяют слышать только крики и шум. А слов разобрать нельзя.

– Вы не видели в этот день посторонних на площадке?

– Нет, но я ведь без дела не сижу, то одним занята, то другим.

– А кто ещё живёт на вашей площадке?

– Пожилая пара, Володины Марья Кузьминична и Валерий Петрович.

– Так, может, они что-то видели?

– Могли бы видеть, кабы дома были. Но их сын две недели назад отправил в санаторий в Кисловодск. И приедут они не раньше чем через двенадцать дней.

– А кто живёт в квартире рядом с Окуневыми?

– Там жила баба Дуня. Но она квартиру сдаёт. И теперь в ней живёт какой-то молодой мужик. Его дома никогда не бывает. Если встретишь на лестнице, пробормочет: здрасьте – и всё.

– Понятно. И в тот день его дома не было?

– Нет, полиция всех опрашивала.

Мирослава съела кусочек пирога, восхитилась его вкусом и засобиралась уходить.

– Погодите, – сказала Клава, – вот у нас тут есть баба Тоня, её квартира как раз под Окуневыми, на третьем этаже. Баба Тоня глухая как пень. Но видит хорошо и целыми днями сидит у окна. Вечером приходят внук с женой и включают ей телевизор.

– А днём она телевизор не смотрит?

– Она, когда дома, одна близко к нему не подходит. Бабушке уже 90 лет. Но говорит она связно и, по-моему, не глупа. Так что мы к ней сейчас сходим.

– Но если она глухая, то не откроет нам. Да и как мы с ней разговаривать будем?

– На этот счёт не волнуйтесь. У меня есть ключи от их квартиры. Мне их жена внука оставила, чтобы я хоть раз в день заходила посмотреть, как там баба Тоня, и отзванивалась ей. И потом я знаю, где лежит слуховой аппарат.

– Вы чистое золото, Клава! – благодарно улыбнулась Мирослава.

– Стараюсь блистать, – улыбнулась та в ответ, – но народная мудрость говорит, не всё то золото, что блестит.

– К вам это не относится, – заверила её Мирослава, – вы настоящее сокровище!

– Сейчас только пирожка отрежу для бабы Тони, и пойдём, – заулыбалась Клава.

Костик, всё это время спокойно лежавший на своей подстилке, внезапно вскочил и замотал хвостом.

– Ишь, касатик, занервничал, – ласково проговорила Клава и объяснила Мирославе: – Он один дома оставаться не любит. Возьмём его с собой. – Идём, Костик, идём, – окликнула она пса, и тот радостно затрусил за хозяйкой.

Баба Тоня повернулась в сторону пришедших гостей, только когда Клавдия дотронулась до её плеча.

Видимо, со зрением и обонянием у старушки всё было в порядке, потому как она заулыбалась, радостно зацокала и потянулась носом к румяному куску пирога. Клава поставила тарелку на журнальный столик и отправилась на кухню заваривать чай. А Мирослава подошла к окну и стала смотреть на улицу. Она чувствовала, что баба Тоня внимательно наблюдает за ней. Всё-таки посторонний человек в доме, инстинкт подсказывал старушке, что надо быть настороже. Но вскоре пришла Клава, переместила пирог на большой круглый стол и поставила рядом с ним чашку горячего золотистого чая. Присутствие соседки успокоило старую женщину.

Баба Тоня села на стул и стала аккуратно, не торопясь, есть. Съела она всё до последней крошки, вытерла руки салфеткой и сказала:

– Спасибо, Клавочка, очень вкусно. А зачем ты ко мне девушку привела? – покосилась она на Мирославу.

Клавдия помогла бабе Тоне надеть слуховой аппарат и объяснила:

– Баба Тоня, это частный детектив.

В глазах старушки заискрилось любопытство.

– Как мисс Марпл? – спросила она, вспомнив свой любимый английский детектив.

Клавдия хотела что-то сказать, но Мирослава подала ей знак рукой и проговорила:

– Что-то типа того.

Баба Тоня удовлетворённо кивнула и поправила слуховой аппарат, ясно давая понять, что она навострила уши.

– Вы ведь знаете, – продолжила между тем Мирослава, – что убили соседа из квартиры над вами?

– Да, знаю, но самого убитого соседа не видела ни разу. Они переехали к нам в дом недавно и мне представлены не были, – грустно вздохнула баба Тоня, вспомнив те времена, когда люди, вновь въезжавшие в дом, ходили знакомиться с соседями и даже приглашали их на новоселье.

Мирослава догадалась, о чём думает старая женщина, и приветливо ей улыбнулась. А потом спросила:

– Баба Тоня, вы случайно не видели кого-то из посторонних в тот день?

Баба Тоня подумала и покачала головой:

– Нет, посторонних не видела.

– И вы не видели, как в подъезд вошла девушка лет двадцати. Блондинка?