Хельмут Ньютон. Автобиография - Хельмут Ньютон

...

Хотя я свободно разговаривал по-английски, босс Доры знал, что я иностранец, и обычно обращался ко мне в полный голос, поскольку думал, будто я лучше пойму его, если он будет говорить очень громко. Во время ланча он начинал кричать, что очень забавляло меня. Разговор велся на таких повышенных тонах, что Дора говорила: «Перестань кричать на него, он хорошо говорит по-английски. Он знает английский!»

С какого-то времени мои отношения с Джун стали серьезными, и я начал подумывать о том, чтобы жениться на ней, но в то время мы еще были обручены с Луизой. Я находился в ужасном затруднении. Когда дело дошло до крайности, я позвонил Доре и сказал: «Послушай, давай встретимся в кафе. Мне нужно посоветоваться с тобой». Я рассказал ей о своем положении и действительно получил от нее отличный совет. Она спросила: «Ты действительно хочешь жениться на Джун?» – «Я еще не вполне уверен, но думаю, это возможно», – ответил я. «Луиза беременна?» – спросила она. «Нет, конечно нет!» – воскликнул я. «Тогда в чем проблема? Просто скажи ей, что между вами все кончено!»

Это был очень хороший и разумный совет. Я всегда очень высоко ценил женский прагматизм и здравомыслие.

Мы с Джун стали встречаться регулярно. Она полностью устраивала меня в качестве подруги еще и по той причине, что играла по вечерам в театре. Днем она работала в офисе. Должно быть, начальник отдела очень хорошо относился к ней, поскольку на службе она практически ничего не делала. В течение дня она обычно раскладывала под столом либретто и заучивала роли для тех пьес, в которых должна была играть вечером.

Я стал завзятым театралом. Ранним вечером я печатал фотографии в темной комнате, а в девять часов приходил в театр, садился в заднем ряду и смотрел пьесу, в которой играла Джун. Это повторялось изо дня в день. Я был совершенно очарован ею. После представления мы отправлялись ужинать, а потом я отвозил ее домой в зажиточный пригород Мельбурна Кентербери.

Днем я гулял по Флиндерс-лейн – длинной, узкой улице с многочисленными магазинами и ателье, – где показывал свои фотографии и пытался получить работу в надежде приобрести славу модного фотографа.

После загородной прогулки или посещения кинофильма с подругой было принято «приглашать» кавалера на чай или домашний ужин, в зависимости от времени суток, но Джун никогда этого не делала. Потом я выяснил причину: она не умела заваривать чай. Она даже не могла вскипятить чайник. Когда она наконец пригласила меня к себе домой, чай подала ее мать. Вместе с тетушкой Элли, старой девой, они подвергли меня экспресс-оценке. Они раньше никогда не видели иностранца, тем более еврейского происхождения.

Однажды утром, после бурной ночи, проведенной в моей маленькой хижине, Джун появилась дома рано утром, одновременно с разносчиком молока. Когда она вошла, дверь скрипнула и послышался голос тетушки Элли: «Вот она, Мод! Ах ты, негодница! Мать всю ночь не спала, сидела у окна и высматривала тебя!»

После этого случая мать Джун целый месяц не разговаривала с ней и запретила встречаться со мной. Джун было двадцать три года. Я сказал ей: «Послушай, ты взрослая женщина. Ты можешь делать все что хочешь и вовсе не обязана слушаться мать – во всяком случае, насчет нас с тобой». Джун сказала, что она никогда не сможет солгать матери, но мы продолжали тайно встречаться. Я забирал ее из офиса после работы, и мы заезжали в паб, где пили пиво и разговаривали.

Впоследствии Джун рассказала мне о моменте, когда она поняла, что действительно любит меня. Дело было субботним вечером; я отвез ее в уютный мельбурнский паб под названием «Риверсайд Инн». На мне был двубортный серый костюм, который я привез из Сингапура. Она сказала, что смотрела, как я иду к стойке бара, беру напитки и возвращаюсь к столику, где мы сидели. Именно тогда, по ее словам, она по-настоящему влюбилась в меня. Я хорошо помню этот момент.

В центре Мельбурна есть озеро под названием Альберт, которое находится в одноименном парке. Озеро искусственное, но оно всегда мне нравилось. Альберт-парк был любимым местом наших вечерних прогулок. Однажды мы сидели в автомобиле, над озером сияла полная луна, и я спросил Джун: «Ты не думала о том, чтобы выйти за меня замуж? Мне бы этого хотелось! Но я не уверен, что брак пойдет тебе на пользу, потому что ты очень хорошая актриса». Мы оба понимали, что, если она выйдет за меня замуж, ее актерская карьера пострадает. Игра на сцене была единственным занятием, к которому она серьезно относилась. Значительно позднее, в Париже, когда ей пришлось прекратить выступления из-за языкового барьера, она впала в глубокую депрессию.

«Почему бы нам не жить вместе? – предложил я. – Я не против супружества, но хочу предупредить тебя об одном: моя работа всегда будет стоять на первом месте. Я отправлюсь туда, куда она потребует, как бы сильно я ни любил тебя». Мне было двадцать семь лет, и я уже не сомневался в этом.

Я также сказал Джун, что никогда не буду богатым человеком. Возможно, на каком-то этапе у нас будет достаточно денег, чтобы приобрести хорошую квартиру, но тогда это казалось мне нереальным, принимая во внимание скудные заработки фотографов. Я счел нужным сообщить все это Джун еще и потому, что ненавижу обязательства. Я считал, что, если скажу об этом заранее, потом она не сможет меня упрекнуть: «Ты уговорил меня выйти за тебя, мерзавец!» Поэтому я предупредил ее обо всем, но она сказала: «Ладно, давай поженимся».

Что в ней было особенного? Прежде всего то, что раньше я никогда не встречался с актрисой. Она всегда могла рассмешить меня (и сегодня может). Кроме того, она замечательная певица. Я помню, как целыми часами водил свою «Веронику», опустив боковые стекла; дул легкий ветерок, солнце ярко сияло в небе, а Джун распевала чудесные австралийские и английские песни и шекспировские баллады. Наш роман совершенно отличался от тех, которые я имел со всеми другими девушками. Они, по большому счету, ждали только секса, а с Джун я словно попадал в другое измерение.

Мне была очень симпатична ее мать. Помню, как мы с Джун сидели на кровати в спальне ее матери, и я сказал: «Мод, я хочу жениться на Джун, а она хочет выйти за меня замуж!» Она всплеснула руками и спросила: «А на что вы собираетесь жить?» Это был очень хороший вопрос. Джун сказала: «Он очень талантливый и будет знаменитым фотографом!» Но ее мать ничего не понимала в фотографии – единственным представителем этой профессии, которого она знала, был Этхол Смит, шикарный светский фотограф, да еще уличные фотографы, которые стояли на мосту Свенстон-стрит и делали моментальные снимки прохожих. Откуда бедной женщине было знать больше? Поэтому она сказала: «Он будет стоять на мосту и фотографировать прохожих. Как вы собираетесь жить? Что вы будете есть?» – «У Хельмута есть идея совершить путешествие по Австралии на автомобиле, – сказала Джун. – Мы проедем через Северные территории, будем ночевать под открытым небом и увидим всю страну». – «Северные территории? – ошеломленно спросила мать. – Но это же сплошная пустыня. Вы там погибнете!» И она оказалась права: мы действительно могли там погибнуть.