Хельмут Ньютон. Автобиография - Хельмут Ньютон

...

Помню, как капитан Броутон произносил речь перед взводом незадолго до нашего отъезда из Кемп-Пелл. «Что бы вы ни делали, парни, не забывайте, кто вы такие, – сказал он. – Помните, что вы из Восьмого корпуса, и гордитесь этим».

Мы попали к офицеру, командовавшему подразделением из пятисот греков – неотесанных и довольно агрессивных парней, которые не ладили с нами. Этот офицер, мягко говоря, без энтузиазма отнесся к нашему прибытию и предпочел бы, чтобы мы провалились сквозь землю. Но капитан Броутон сделал напоследок еще одно доброе дело. Он назначил некоего лейтенанта Томаса на непыльную работенку после битв в пустыне в составе австралийской армии: присматривать за еврейскими интеллектуалами.

Кудрявый Томас – так его называли с истинно австралийским юмором, поскольку он был лысым, как яйцо, – оказался славным добродушным человеком, большим любителем выпивки и женщин. Меньше всего он интересовался повседневной работой и управлением нашим взводом.

Как в любом армейском лагере, у нас был плац для маршировки, а также для утренней и вечерней переклички. Перекличку всегда проводил лейтенант; капитан выходил на плац в последнюю минуту, салютовал и уходил. Поскольку я служил водителем в нашей роте, на меня была возложена особая обязанность – разыскивать Кудрявого Томаса (который обычно пил в городе) и привозить его к вечерней перекличке. У меня уходило около часа на посещение всех восьми или десяти пабов, после чего я находил мертвецки пьяного лейтенанта и увозил его. Я передавал его с рук на руки старшему сержанту, который следил за тем, чтобы он вовремя оказался на плацу и отдал честь командиру роты, когда тот выйдет на перекличку. Это была одна из самых важных моих обязанностей.

Австралийская армия производила на меня потрясающее впечатление своей неформальностью и полным невмешательством начальства в дела подчиненных. Между Кудрявым Томасом и его храбрыми солдатами установились замечательные отношения. Как я уже говорил, он был большим бабником и по вечерам часто обращался ко мне: «Давай, Хельмут, подъезжай к задней двери войсковой лавки и погрузи три одеяла и ящик пива». Потом мы отправлялись на танцы в соседний городок под названием Кобрэм. Там находился большой госпиталь ВВС, где работало множество медсестер, а по вечерам устраивались танцы в зале местного механического института.

...

Кобрэм был славным маленьким городком с ровными рядами деревьев вдоль улиц, напоминавшим уголок Дикого Запада. Лейтенант выбирал себе медсестру и советовал мне сделать то же самое. Он был не из тех, кто сам развлекается, а подчиненный в это время ждет в кабине грузовика; ему было приятно, если я получал удовольствие с ним за компанию. Поэтому я тоже старался познакомиться с привлекательной девушкой. Потом мы вчетвером выезжали на берег реки Мюррей или в другое укромное место, где расстилали одеяла и приносили пиво. Кудрявый Томас располагался в десяти-пятнадцати метрах от меня, пока трахался со своей медсестрой, а когда все заканчивалось, мы отвозили девушек обратно в госпиталь ВВС. По пути к военному лагерю лейтенант заботливо спрашивал: «Как ты провел время? Тебе понравилась девушка?» Он просил меня подробно рассказать о впечатлениях, а потом делился подробностями своей ночи. Это было фантастическое время, которое надолго осталось в моей памяти.

Причина нашего расположения в Токумвале заключалась в том, что на границе штатов Виктория и Новый Южный Уэльс существовал так называемый «разрыв в ширине колеи». В те дни (1943–1944) в каждом штате Австралийского содружества имелись железные дороги с разной шириной колеи. Это означало, что поезд из Мельбурна прибывал на границу штата Виктория неподалеку от Олбери, после чего все его содержимое – пассажиры, груз и так далее – перемещалось на поезд из Нового Южного Уэльса, так как поезда одного штата не могли ездить по рельсам другого. Наша роль заключалась в перетаскивании грузов с одного поезда на другой.

Вся работа происходила вручную при отсутствии подъемных кранов и очень плохой организации. Мы работали на жаре днями напролет. Будучи хитроумными евреями, мы посовещались и предложили офицерам способ значительно повысить производительность труда в обмен на сокращение рабочего дня.

Двери товарных вагонов с обеих сторон раскрывались, а затем между ними клали две или три длинные доски, наподобие мостика, и грузы переправляли прямо из одного вагона в другой. Работу выполняли группы по пять человек. Двое клали груз на спину третьему, который переходил по деревянным мосткам и отдавал груз четвертому, а тот относил его пятому для окончательного складирования в глубине вагона. Многие грузы были скоропортящимися, например лук и помидоры. Вес мешков составлял от двадцати до сорока килограммов. Их нужно было укладывать определенным образом, по шесть в ряд вертикально и горизонтально, чтобы они не падали и оставались на месте при движении поезда.

...

Это было немалое искусство, но мы овладели им в совершенстве. Наше предложение к офицерам заключалось в следующем: норма для команды из пяти человек составляла пятьдесят тонн в день, и мы обязывались выполнить ее в любое время и в любом порядке, в каком пожелаем. Пятьдесят тонн – довольно большой груз, но при наряде на целый день все зависело от нашего мастерства грузчиков и носильщиков. Мы выполняли свою норму примерно за три часа и освобождались до конца дня.

Стояла прекрасная погода. Можно было валяться на солнце, отправиться в город, напиться и так далее. Мы, возмужав, ощущали себя настоящими мастерами своего дела. На соседних вагонах работали гражданские из местных жителей. Помню двух братьев, одному из которых было примерно семьдесят, а другому шестьдесят восемь; старший обращался к младшему «мой маленький братишка».

Городок Токумваль стал для нас чем-то вроде родного дома. Мы хорошо поладили с его обитателями и даже крепко подружились с некоторыми из них. Тот факт, что мы носили форму австралийской армии, менял все. Нас принимали с радушием, приглашали домой, а после войны трое или четверо ребят из моей роты женились на дочерях состоятельных горожан.

В Олбери, где нас на время расквартировали, мы занимались такой же работой. По одну сторону от станции Олбери находился грузовой перрон, а по другую – перрон для пассажирских поездов. В те дни между Мельбурном и Олбери курсировал поезд, который мы в шутку называли «отборным составом». Это был пассажирский поезд под названием «Дух прогресса», для того времени весьма роскошный и скоростной.