Атаманша Степана Разина. «Русская Жанна Д'Арк» - Виктор Карпенко

Уж ты, кумушка-кума,

Покумимся со мной,

Побранимся со мной,

Помиримся со мной,

Поцелуемся со мной,

Распростимся со мной!

Где-то заливается рожок, ему вторит свирелка.

Пришли на праздник в Вознесенское и Алёна со своими ближними товарищами: Иваном Зарубиным, Федором-кузнецом, Мартьяном Скакуном, Игнатом Роговым и еще пятью христорадиевскими мужиками. Никем не узнанные, они толкались среди мужиков и баб, прислушиваясь к их разговорам, присаживаясь, заводили новые о нужде крестьянской, о воле-волюшке, о казаках-гулебщиках, поднявшихся на Дону супротив князей, бояр и самого царя Алексея Михайловича.

Алёна, привлеченная криками и смехом сошедшихся в круг вознесенцев и подойдя ближе, услышала треньканье гудка и увидела стоящего в центре толпы лицедея. Над ним на доске двигались куклы, его же руки и голова были укрыты рядном, обернутым вокруг пояса и поднятым вверх к доске.

Действо было в самом разгаре: кукла, наряженная стрельцом, гонялась за другой, одетой в серенькую тряпицу с прорехами, изображающей худого мужика.

– Подавай ососка, не то башку снесу! – кричал лицедей за стрельца и тут же, изменив голос, отвечал:

– Нетути, в избе одна дежа стоит, и та пуста.

– Тогда куренка давай!

– И того нетути.

Куклы гонялись одна за другой под крики вознесенцев, поощрявших убегавшего мужика.

– Шибче, шибче беги! – захваченные действием, кричали мужики.

– Уворачивайся!

Бабы, всплескивая руками, охали:

– Поглянь, что деется-то, страсть-то какая!

– Должно, не убежит сердешный!

Наконец кукла-стрелец все-таки догнала куклу-мужика и, схватив ее, поволокла за собой. Но тут на доске появилась третья фигура, встреченная восторженными криками вознесенцев. Она была больше по размерам, с головой из разукрашенного гусиного яйца, в ярких тряпках и с огромной дубиной. Кукла-стрелец, испугавшись дубины и бросив мужика, пустилась наутек.

– По хребту ему!

– Дай покрепче, чтоб не забижал боле! – кричали вознесенские, поощряя погоню.

Кукла-стрелец исчезает. Мужик благодарит своего избавителя и, поклонившись, спрашивает:

– За кого, скажи Христа ради, молиться мне таперича?

Ему отвечает измененный, басовитый голос лицедея:

– А молиться за меня не надобно, вольной волей вступился я за тебя, как за любого другого обиду терпящего.

– Кто же ты таков молодец, какого полю-семени?

– Имя мне – Иван, отца и матери сын, вольный ветер надо мной токмо властен да еще удалой атаман, казак донской Степан Тимофеевич Разин!

Толпа вознесенцев разом смолкла. Ходили слухи о непокорном атамане, о его делах ратных, но говорили об этом шепотом, по большому секрету, а тут в голос было произнесено запретное имя. Даже ребятишки, мешающиеся под ногами, затихли, недоуменно поглядывая на взрослых.

Алёна исподволь оглядела вознесенцев: многие из мужиков были смущены услышанным; отдельные – ухмылялись в бороды; те, что помоложе, распрямлялись, приосанивались; бабы испуганно крестились.

– А ну, скоморох, кажи лик! – властно крикнул дородный, заросший волосом мужик, в добротной одеже, высоких зеленого сафьяна сапогах. Переваливаясь с ноги на ногу, он подошел к лицедею и сорвал полог.

– Вот ты каков, – протянул удивленно мужик.

Лицедей был молод, русоволос. Его голубые глаза смотрели задористо, весело. Всмотревшись, Алёна признала в нем Андрея – одного из разбойных ватаги Федора Сидорова.

– Ты чего же, ядрена вошь, народ колобродишь? – вперся в лицедея озлобившимися глазами волосатый мужик. – Стеньку Разю в сказках поминаешь, будто не ведаешь, что разбойник тот – государев преступник?

– Ведомо мне про то, – спокойно ответил лицедей и начал не спеша снимать с себя рядно. – Знамо мне и про то, чего тебе не ведомо! – и, обращаясь к толпе вознесенцев, он крикнул: – Идет Степан Тимофеевич по Волге. Астрахань под ним, и путь его на саму Москву лежит. А тому, кто чтит его честным атаманом, – земной поклон шлет, ну а кто лается про него – в бережении сидеть должен, спрос чинить строгий будет.

– Ты не пужай меня, я пужаный. А вот тебе не миновать Пытошной.

Лицедей усмехнулся.

– На все воля господня, – и, обращаясь к вознесенцам, продолжал: – Письмецо у меня до вас, самим Степаном Тимофеевичем писано, да вот беда, в грамоте не силен. Нет ли кого среди вас разумеющего по писаному?

Вознесенцы молчали.

С трудом протиснувшись сквозь тесно сгрудившихся мужиков, Алёна подошла к лицедею:

– Давай бумагу, прочту, коль нужда в том имеется.

Лицедей смахнул с головы шапку и вытащил из нее лист. Алёна уже слышала о письмах Степана Разина, блуждающих по Нижегородскому краю, и вот теперь одно из них было у нее в руках. Не без интереса развернула она залапанный множеством рук и не раз, по-видимому, читанный лист.

– Братья и сестры! – начала читать Алёна. – Жизнь в радость дана нам, чтобы всем жилось привольно на земле, а она, матушка, всех прокормит. Но насели на вас бояре да князья, дворяне да дети боярские, хуже турка, нехристя какого сосут кровушку вашу, жилы тянут из вас.

– Молчать! – прервав Алёну на полуслове, заорал волосатый мужик. – Дай бумагу пакостную, – отбросив вставшего на его пути лицедея, он ринулся к Алёне, пытаясь выхватить из рук письмо.

Алёна, отступив на шаг, выхватила из-под одежды пистоль и, щелкнув курком, выпалила под ноги бросившемуся к ней мужику. Тот затанцевал на месте, смешно перебирая ногами и вытаращив от испуга глаза.

– Письмо не тебе писано, – сдвинув брови, строго произнесла Алёна, – а посему стой тихо! – и, повернувшись к нему спиной, она продолжила прерванное чтение:

– …И чинят бояре и князья дурны вам всякие. А ныне пришел я дать вам свободу и избавление от тиранства и кабалы вечной. Кто же захочет прийти ко мне в войско, приму, как дите родное, ну а кто захочет помститься обидчикам своим, не прогневаюсь, ибо святое то дело.

Раздвигая вознесенцев плечами, тяжело дыша, к Алёне подбежали Иван Зарубин и Игнат Рогов.

– Содеялось что? – с тревогой спросил Иван.

Алёна усмехнулась:

– Успокоить тут одного нужда приспела, норовист больно. Да где же он? – оглянулась она. – Утек, должно. Ну, да Бог с ним, – и, обращаясь к Ивану, добавила: – Лист вот народу прочла. Писан тот лист Степаном Разей.

– Да ну-у-у! – протянул удивленно Иван. – Дай погляжу.

– На, – пожала плечами Алёна, – зачем только? Ты же все равно читать не обучен.

– Глянуть охота. Самим ведь грамотка отписана, – и Иван осторожно принял из рук Алёны желтый измятый лист.