Черный список - Чандлер Бейкер

– Ох уж эти женщины! – Эймс сплел пальцы позади головы и откинулся назад. – Но как бы то ни было… Послушай, мы ведь договаривались: я всегда тебя прикрою, если ты не станешь портить мне жизнь. Думал, что ты это понимаешь. И я поступаю так по доброте душевной, Гловер. У нас с тобой был роман. Но это уже история. Я понимаю это и, поверь, стремлюсь уважать. Ты же вновь пытаешься нарваться на неприятности и… в общем, не собираюсь больше тебя защищать. – Он вытащил из ящика стола мяч для гольфа, подбросил вверх и поймал. – Я скормлю тебя волкам, и ты просто прекратишь меня беспокоить. Я избавлюсь от тебя. Все поняла?

Слоун осмотрелась вокруг. И задумалась – где сейчас находится, с кем общается, чему решила посвятить свои годы… Подумала о человеке, сидящем напротив за столом.

– Не знала, что мы о чем-то с тобой договаривались… – Наконец она приняла решение. – В таком случае мне нужен более просторный кабинет.

Эймс резко выпрямился. Потом поправил теннисный шарик, лежавший на пачке самоклеющихся цветных листочков.

– Что? – Его щека напряглась, на ней сформировалась если не улыбка, то что-то очень близкое к ней. Как будто он только что услышал смешной анекдот.

– И хочу гарантию занятости, – добавила Слоун. – Обусловленный контрактом период времени с пунктом о компенсации.

Эймс скрестил на груди руки. Интересно, что ее снова так в нем привлекло? Слоун никак не могла понять.

– Ты сошла с ума?

Она не обратила внимания на его реплику.

– Хочу отчислять большую сумму по плану четыреста один-к. Вдвое большую…

Эймс катнул свое кресло так, что ноги совершенно скрылись под столом, а руки оказались сверху. Прекрасно. Значит, он сел за стол переговоров. Слоун знала его слишком хорошо, и ей внезапно пришло в голову, что в самое ближайшее время он сочтет ее ненужной обузой…

– Если б я не знал тебя лучше, то мог бы подумать, что ты меня шантажируешь.

– Я веду с тобой переговоры. Разве не этому ты сам всегда меня учил?

Эймс машинально оглянулся, но там не было никого, кто мог бы купиться на его возмущенное восклицание из разряда «Разве можно верить этой женщине».

– Я ведь уже говорил тебе, – сказал он. – Если меня назначат генеральным, то я непременно порекомендую твою кандидатуру на должность главного юрисконсульта. – И сложил пальцы лодочкой.

– А я повторяю, что буду защищаться. Все просто и ясно.

Эймс усмехнулся.

– От чего ты вздумала защищаться, Слоун? Ты вдруг решила, что я какой-то злой дух, монстр? – Он поежился. Она не удивилась этому. – Мы ведь работаем вместе уже двенадцать лет. Думаю, все это время мы неплохо с тобой ладили.

Она спросила себя, так ли это. Верно ли, что в романе о его собственной жизни, как персонаж с уникальной точкой зрения, Эймс Гарретт считал, что они с ней хорошо поладили. Нельзя сказать, что он так уж неправ. Могли пройти недели, даже месяцы, за которые Эймс не заставлял кипеть ее кровь, не подрывал ее авторитет, не делал неприличных комментариев в ее адрес и не напоминал, что они спали вместе. Слоун испытывала странное чувство лояльности к человеку, с которым проработала бо́льшую часть своей профессиональной жизни. Он думал, что они хорошо ладили. Хорошо…

Слоун часто напоминала себе: да он ничего не понимает. Именно эта мысль промелькнула у нее в тот момент, когда она внесла его имя в «Список плохих парней». Проблемы с физическими и межличностными границами в офисе; сексуальные домогательства по отношению к подчиненным; сексист. Вот что она написала рядом с его именем. Она волновалась, что в какой-то мере окажется к нему несправедлива. Сделает неспособным защитить себя. Знал он об этом или нет, имело большое значение. Все было так, как будто Слоун только что проснулась и поняла, что именно она позволяла себе быть беззащитной и что, конечно, Эймс все понимал. Ему было пятьдесят лет. Она добавила его в список как признание собственной вины перед другими женщинами. Но теперь Слоун должна была убедиться, что, если Эймс станет генеральным директором, она сама не окажется без работы и ее не заменят на какую-нибудь молоденькую модель. Таким образом, он должен был понять, что она могла сильно осложнить ему жизнь именно тогда, когда ему этого очень и очень не хотелось…

– Да, кабинет большего размера, Эймс. И гарантию занятости. И еще повышенные взносы в пенсионный фонд и твою справку о зарплате.

– Мою справку о зарплате? – Он недоверчиво покачал головой.

– Вот именно. То же, что делал ты, когда был в моем положении. Я хочу этого немедленно. Чтобы, когда стану главным юрисконсультом, я знала, чего просить.

Он пригладил рукой волосы. Когда Слоун увидела его белую прядь, то вспомнила про одну штуку, названную синдромом Ваарденбурга[6]. Волосы никого не могли сделать интересным. Равно как кабинет или известные друзья…

– Женщины почему-то всегда думают, что система собирается их сожрать.

– Система – это ты, Эймс. – Слоун встала и пристально посмотрела на него. С какой радостью она вонзила бы свои каблуки-шпильки прямо в его бесстыжие глаза! – А на тот случай, если ты вдруг запамятовал, напомню: мы облажались.

* * *

Принятое решение не имело никакого отношения к Дереку, и Слоун следовало бы расстроиться. Просто раньше ей хотелось спать с Эймсом, а теперь – нет. Ей захотелось выйти замуж за Дерека, и она решила, что Эймс – просто вирус гриппа, который она должна непременно удалить из своего организма. Она все пережила. И ей захотелось остановиться. Это решение она и сообщила Эймсу в начале недели.

Реакция оказалась холодной, в лучшем случае. Или злобной – в худшем.

– О, конечно, теперь ты хочешь все бросить, – сказал он во время одной из последующих коротких бесед. – Сначала раздвинула ноги, использовала меня, чтобы продвинуться по работе, а теперь хочешь все бросить…

– Это несправедливо.

– О, неужели? Помнишь, в сделке по «Тред Опс» ты была самым молодым адвокатом, Слоун. И ты хочешь сказать, что сама всего добилась? Просто радуйся своим бонусам!

– Мы оба взрослые люди, – сказала она, будто это было как-то связано с тем, что обсуждалось сейчас.

Целую неделю они говорили об одном и том же. Это был непрерывный цикл. А в промежутках она сосредоточилась на том, что получалось у нее лучше всего, – на работе, потому что двадцатидевятилетняя Слоун еще не решила, как наказать себя за роман с Эймсом. Теперь, когда заполучила свой кусок пирога…

Не превращай это во что-то странное, сказала она ему тогда, повторив слова, которые когда-то услышала от бойфренда в колледже.

В пять тридцать зазвонил ее рабочий телефон, и на другом конце провода раздался голос Эймса: