Империи древнего Китая. От Цинь к Хань. Великая смена династий - Марк Эдвард Льюис

Насилие и преступность, обосновавшиеся на базаре, обычно связывали с мясниками и «безнравственными молодыми людьми», но самое главное – со «странствующими меченосцами» или разбойниками юйся — людьми, посвятившими себя кодексу мести, верности присяги и служению смерти. Авторы поэм, жившие в столицах династии Хань, называют местами обитания таких мужчин и банд их верных последователей базары. В исторических документах упоминается об их появлении в «переулках» и «округах» крупнейших китайских городов. Как и остальные обитатели базара, они получили характеристику как наемные за деньги работники. Но в их случае за плату они разбойничали: похищали детей, грабили склепы, а также промышляли заказными убийствами. Так что к прилавку их не допускали. Разбойники объединялись в сообщества профессиональных убийц, которые запугивали или подкупали чиновников. Авторы мемуаров, написанных при династии Восточная Хань, характеризовали их как творцов «частного права», основанного на мести, дух которого грозил вытеснить правовые кодексы государства19.

Во вторую категорию жестоких мужчин с базара входили мясники, привычные к рубке мяса и кровопролитию. Они обитали в одном месте, отличном от кварталов других ремесел не только плодами их производства, но также еще высоким положением и богатством клиентов, которые приезжали сюда в поисках умелых мясников, готовых нарезать нечто иное, чем банальное свежее мясо.

«Безнравственные молодые люди» относились к более широкой, не лучшей социальной прослойке, тесно связанной с двумя другими своей склонностью к насилию. Большинство известнейших уголовников, описанных в «Исторических записках» (Ши-цзи) Сыма Цяня, вызывали восхищение у банд молодых людей, которые подражали им или помогали в их преступной деятельности. «Молодые люди округов и переулков» часто становились разбойниками или «меченосцами», занимавшимися поиском источника денег, а члены одной молодежной банды выступали сообщниками своенравного императорского отпрыска, прославившегося грабежами и убийствами ради развлечения. «Жестоких канцеляристов», за деньги привлекаемых государством для ликвидации представителей влиятельных местных кланов, иногда подбирали из числа таких разбойников или передавали им заказ. Многих «безнравственных молодых людей» отправляли с экспедиционными войсками в Среднюю Азию только для того, чтобы избавить от них города.

В мирное время за «безнравственными молодыми людьми» сохранялась репутация никчемных горожан, непригодных для достойного занятия, которые коротали время за азартными играми на базарной площади: за петушиными боями и псовыми бегами. Эти развлечения получили такую популярность, что их сцены изображали на плитках, украшающих склепы. В периоды мятежей, однако, эти городские банды становились резервом призывников в вооруженные отряды для тех, кто должен был отомстить за кровь родственников или поднимал восстание. Из биографии многих вожаков восстаний против династии Цинь можно узнать, что их первые сторонники пришли из числа молодых неприкаянных людей.

Сам основатель династии Хань изображен в летописях как классический никчемный человек, отказавшийся трудиться на благо вотчины своей семьи, прожигавший жизнь в трактирах за пьянством с приятелями. Отец считал этого своего отпрыска «непутевым и бестолковым» юношей. Его самые ранние последователи (Сяо Хэ, Цао Цань и Фань Куай) описаны как «молодые люди и храбрые конторские служащие» – малограмотные молодые люди или будущие «меченосцы», занимавшие низкие должности в государственных учреждениях. Упование на неприкаянных молодых людей как на ведущую силу восстания также фигурирует в истории поражения Ван Мана. По древним письменным памятникам можно предположить, что бандиты и молодежь, собравшаяся на базарной площади, оставались обычными преступниками в спокойные времена, но играли важную роль в свержении династий с наступлением хаоса20.

Последний социальный элемент, представители которого сходились на базарной площади и вызывали беспокойство у государственных властей, являли собой мастера магических методов, особенно предсказатели судьбы и «колдуны-врачеватели». Эту группу подозрительных обитателей базара обвиняли в обращении к сверхъестественным силам ради введения в заблуждение земледельцев. И так как ворожба, лекарство и связанные с ними религиозные заблуждения служили источниками богатства, эту категорию горожан осуждали за соблазнение ленивых молодых людей, отказывавшихся от достойных занятий и примыкавших к позорному ремеслу.

Типичный пример рассуждений по такой спорной теме появляется в I веке до н. э. в трактате «Спор о соли и железе» (Янь те лунь), считающемся летописью дебатов по поводу государственных монополий: «Следуя вековым традициям, лицемеры прибегали к обману, становились колдунами и просителями за простых людей, чтобы выманить у них деньги. С дерзким нахальством кое-кто из таких речистых проходимцев основывал предприятия и сколачивал состояния. Поэтому те, кто чурались напряженного труда, бросал землю и шел овладевать их ремеслом». В сборнике очерков конца династии Восточная Хань под названием «Суждения сокровенного человека» (Цяньфу-лунь) писатель Ван Фу (ок. 90—165) выступает как раз с такими же обвинениями. Только вот он сосредотачивается на роли женщин как поклонников колдунов, так и их жертв. При этом лечение болезни посредством обращений к духам он называет способом, с помощью которого колдуны вводят в заблуждение людей и привлекают к себе приверженцев.

Базарная площадь часто становилась местом большого столпотворения, когда возникала опасность превращения участников торгов в агрессивную толпу или питательную среду массовых беспорядков. На базарной площади и в соседних питейных заведениях усердно трудились местные проститутки, привлекавшие сюда свою специфическую клиентуру. И конечно же здесь обитали попрошайки, в лучшем случае доставлявшие мелкие неприятности, в худшем случае представленные такими прославленными мстителями, как У Цзысюй и Юй Жан, продолжавшими свое кровавое дело, клянча у прохожих еду21.

Подводя итог вышесказанному, отметим, что физическое разделение городов Сражающихся царств привело к устоявшемуся юридическому и социальному отчуждению его жителей, сохранившемуся в имперском китайском городе навсегда. В самом начале имперского периода истории Китая государство формировалось на основе иерархической сети дворцовых комплексов с окружающими их землями сельскохозяйственного назначения. Существование внешних городов, образованных из резиденций, мастерских и базаров, объяснялось необходимостью организации ремесленного производства и обмена товарами, но в идеологической и финансовой сфере они играли минимальную роль, зато представляли потенциальную угрозу существованию государства. Несмотря на попытки навязать порядок через параллельно-перпендикулярную планировку улиц и базаров, население внешних городов не удалось приспособить к идеальным представлениям правительства о службе на благо государства и об иерархии. Даже их законопослушное население в лице купцов и ремесленников угрожало подрывом устоев государства через создание альтернативной иерархии, основанной на богатстве, служившем соблазнению нищих сельских жителей, оставлявших свое дело и переезжавших в город искать пути к сытой жизни.

Кроме того, базары влекли в города представителей маргинальных слоев населения, готовых испытать свою судьбу на поприще уголовного ремесла. Заклейменные как «ленивые» или «безнравственные» большинством китайских писателей, эти люди выживали за счет самочинных предприятий, преступной деятельности, оккультного искусства и проституции. Обитавшие в общем пространстве городского базара на общем для них положении работников запрещенных или не получивших официальной регистрации предприятий, они послужили развитию особой городской культуры, существовавшей вне силового поля государства. Они также наладили сотрудничество на всей территории империи в сетях торговли и преступности, сложившейся параллельно сети официальных городов, но никак с ней не пересекавшихся.