Русский камикадзе - Валерий Рощин

— Захочешь — останешься, — послышался равнодушный ответ и все та же излюбленная фраза: — Бог помощь…

— Я уже хочу…

Она продолжала изумляться спутнику. Тот уверенно продвигался по невидимой тропинке, изредка приказывал наклонить голову или же крепко брал ее за плечи и протискивал меж кирпичных стен, бетонных заборов, деревянных щитов или каких-то балок.

— А другой — нормальной дороги в твой офис разве нет? — с ноткой раздражения спросила она, понимая, что светлая одежка безнадежно испачкана о пахнущую плесенью каменную кладку.

— Есть. Но пришлось бы обходить еще дольше.

Женщина уже нервничала, и сквозь изрядный хмель с каждой минутой ночного путешествия по проклятому переулку на душе у нее становилось тревожнее и неспокойнее.

— Дорогуша, давай дальше не пойдем, — наконец взмолилась она, потеряв и счет времени блужданиям, и маломальское представление о месте нахождения.

А провожатый уж сам подхватил ее под руку и продолжал тащить дальше — в невидимый кромешный ад…

— Пожалуйста, трахни меня прямо здесь и проводи обратно. Слышишь?..

И это предложение не возымело действа…

— Ну, хочешь, я все сделаю бесплатно? Все, что захочешь! Только для тебя! Умоляю, остановись!..

С минуту он не отвечал.

Но вот железная хватка мужской руки ослабла, шарканье шагов стало реже.

— Ладно, раздевайся, — опять противно проскрипел голос.

Непослушными от волнения руками та сняла с себя одежду, которую охранник сразу же забирал и отчего-то бросал на землю позади себя.

— На колени, — скомандовал он обнаженной спутнице.

Женщина поспешно кивнула, понимая, чего от нее хотят, присела перед мужчиной, протянула вперед руки с тем, чтобы отыскать и привычно расстегнуть брючный ремень. Однако вместо брюк на незнакомце оказались просторные легкие трико, подвязанные на поясе то ли струной, то ли куском проволоки. Когда эта странная подвязка была распутана, а трико легко соскользнули вниз, в нос полупьяной девицы ударил тяжелый смрад… Она слегка отпрянула, и даже глаза ее невольно зажмурились от силы и резкости запаха гниющей плоти. Пальцы стали натыкаться на какие-то наросты, глубокие борозды и шрамы, многие из которых покрывали струпья, а из других сочилась густоватая, липкая жидкость…

И чудовищная вонь, и тревожные импульсы, молнией долетевшие от пальцев к сознанию, скоро воссоздали в воображении женщины ужасающую по своей уродливости картину, растворившую и уничтожившую последние надежды на благой исход позднего приключения. Тело ее сотрясла судорога, она громко вскрикнула и отпрянула назад.

— А вот это ты зря, — процедил мужчина и издал несколько прерывистых звуков, похожих не то на странный смех, не то на чахоточный кашель. — Если б сдержалась, прикинулась довольной — осталась бы живой.

С этими словами он шагнул вперед, накинул на тонкую шею жрицы любви проволоку и сильным резким движением затянул петлю. Оторопевшая от шока жертва не сопротивлялась…

Через пару минут мужчина аккуратно собрал женские вещи, взвалил их бездыханную хозяйку на плечо и понес дальше в непроглядную темноту. Вскоре в одном из цехов заброшенной фабрики он с грохотом откинул в сторону какой-то пыльный металлический хлам, открыл неприметный люк и исчез вместе телом мертвой женщины в недрах бесконечных подземных катакомб…

* * *

Как в тумане Павел извинялся перед матерью, на ватных ногах спускался вниз по лестнице и, спотыкаясь, садился в машину…

Его долго везли на милицейском воронке через центр в убогое захолустье — туда, куда и в мыслях-то никогда не забредал. В самую преисподнюю. С тоскою во взгляде молодой мужчина смотрел через проржавевшую решетку на такую же ветхую, ужасную действительность, мимо которой медленно катил, пыхтя и прыгая на кочках, старый серый «уазик». Отвратительно и отталкивающе выглядело все: и местные дороги, и обшарпанные здания, и некрасивые, неухоженные улицы, и кривые полусгнившие деревья.

Сквозь нервную дрожь, не унимавшуюся от самого прихода опера, он постепенно дозрел и осмыслил причину обеспокоенности, терзавшей с той самой минуты, как ступил утром на горбатовскую землю: этот город, бывший всегда родным, вдруг в одночасье оказался чужим, чудовищным, агрессивным. Словно висела над ним, раскидав широченные крылья чья-то черная зловещая тень…

— Здравствуйте. Я заранее извиняюсь — данные у нас старые, давненько не обновлялись… — показав удостоверение, негромко оправдывался стоявший в дверях человек в штатском. — Белозеров Павел Аркадьевич здесь еще проживает?

— Иногда проживает. Это я. Слушаю вас, — отвечал майор, удивляясь совпадению своего приезда, и визиту опера.

— Очень хорошо!.. Простите, что отрываю, — приметив накрытый стол за спиной рослого и широкоплечего мужчины, проговорил тот. — Нам нужна ваша помощь. Вы не могли бы проехать со мной? Дело не займет и часа…

Еще в прихожей, пока он шнуровал ботинки, незваный гость коротко обрисовали суть, от которой все внутри похолодело. «Сон! — тут же вспомнил он страшное видение прошлой ночи, — неужели, это происходило на самом деле? Неужели, это правда?! Не может быть!..»

Часом дело не обошлось — дорога только в один конец заняла пятьдесят минут. Вдоволь намучившись на узкой деревянной лавке, Палермо спрыгнул на землю, когда УАЗ остановился, и водила — пожилой сержант милиции, отпер снаружи дверцу.

— Нам сюда, — пригласил опер, указав на металлическую дверь, ведущую в подвал.

Белозеров покосился на табличку со зловещей надписью «Морг» и стал спускаться следом по щербатым каменным ступеням.

— Труп был найден трое суток назад, — нехотя информировало «официальное лицо». — Нам частично удалось установить личность погибшей…

— Как это «частично»? — спросил спецназовец, морщась от неприятного сладковатого запаха.

— Один человек вроде признал эту женщину, но он не уверен. Мы взяли за основу его версию и стали разыскивать тех, кто когда-либо мог общаться с предполагаемой личностью. Вы, насколько нам стало известно, учились с погибшей в одном классе…

Они вошли в помещение морга с позеленевшими от плесени высокими потолками; опер кого-то окликнул, но на зов никто не явился; только эхо дважды повторило звук. Палермо на секунду почувствовал облегчение: возможно, не придется идти дальше, смотреть на труп, с болью в сердце узнавать знакомые, любимые черты…

Опер крикнул вторично, и через секунду послышались шаги — из-за центральной колонны вынырнул работник мрачного подземелья в бесцветном клеенчатом халате и повел их куда-то запутанными темным лабиринтами. Скоро они оказались в холодном помещении с одиноко горевшей пыльной лампочкой над входом. Провожатый щелкнул выключателем, и у дальней стены вспыхнули два дополнительных огонька, вырвав из темноты тесный ряд обнаженных тел, лежавших на оббитом алюминиевым листом бесконечном столе.