Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдональд Фрейзер

На третий день, по-прежнему корчась от боли и едва живой, он пришел ненадолго в сознание и сообщил шепотом, что желает остаться здесь, нам же следует идти вперед. Если-де он почувствует себя лучше, то догонит нас. Я сказал ему, что оставлю с ним и других больных: мы не можем рисковать здоровьем остальных, таща их с собой, да и муж и братья заразившейся женщины смогут позаботиться о них. Мы оставим им фургон, мулов и запас еды. Не знаю, понял ли он меня – его заботило только одно, – и Вуттон, пожелтевший, с глазами, провалившимися, как дырки от горячей струи в снегу, стоная от боли, продолжал твердить:

– Двигайте к Бенту… неделя, может, десять дней. Не ехайте… Симарронской дорогой… заблудитесь… Идите в Бент. Сент-Врен… очень хорошо. Не принимайте… на Симаррон. Тощий бык… да…[80] – Он закрыл на несколько минут глаза, потом посмотрел на меня снова. – Вы поведете… караван… дальше. Вы… капитан…

Потом Дядя Дик снова впал в беспамятство и начал бредить – но никакой бред не мог сравниться с последними словами, произнесенными им в полном сознании. Капитан каравана! И меня вовсе не утешало то, что, обводя взором восторженное сборище гринхорнов, я не видел никого, способного справиться с этой работой лучше меня. Ничего не оставалось, как отдать команду запрягать и трогать, и когда час спустя наши фургоны заскрипели по тропе, я обернулся назад и, глядя на крошечные фигурки у стоящего на берегу реки «лазарета», почувствовал такую щемящую тоску и беспомощность, какие мне редко доводилось испытывать в жизни.

Но вам стоит принять в расчет, что эти эмоции вовсе не разделялись моими спутниками. Никто из них не знал так хорошо Вуттона и не понимал, насколько сильно зависели мы от него. Грэттен, быть может, осознавал тяжесть утраты, но остальные всегда считали главным меня и пребывали в уверенности, что я доведу их до места. Вот вам оборотная сторона умения выглядеть сильным, уверенным и исполненным отваги – люди склонны поверить, что ты такой и есть на самом деле. Должен признаться, этому искусству я учился всю жизнь и достиг определенных высот, поэтому не вправе жаловаться, но не стоит отрицать и тот факт, что временами, когда все ждут от тебя соответствия образу, оный становится весьма неуютным.

Оставалось играть роль командира, и это было несложно, поскольку большинство спешило поскорее убираться отсюда – чем дальше останется холера, тем лучше, считали они. И пока все развивалось хорошо, особых трудностей не возникало: за те три дня, пока мы ждали решения судьбы Вуттона, я провел тщательную ревизию наших запасов и пришел к выводу, что, урезав рационы до трех четвертей, мы вполне можем добраться до Бента. Судя по карте, до него было не более ста двадцати миль, заблудиться, держась реки, мы не могли. Оставалось надеяться, что не случится ничего непредвиденного вроде оскудения пастбищ, серьезной перемены погоды, новых случаев холеры или падежа среди животных. Или нападения индейцев.

Два дня все шло как по маслу. Мы проходили за день даже больше обычных двенадцати – пятнадцати миль, отчасти потому, что не было дождя и тропа не раскисала, отчасти из-за того, что я неустанно гнал людей вперед. Я не слезал с седла, то и дело мотаясь от хвоста к голове каравана и обратно, подбадривая возниц, проверяя состояние животных, заставляя охранников ни на минуту не покидать свои посты на флангах. И все это время я, внутренне цепенея, не спускал глаз с горизонта, ожидая узреть устрашающие силуэты всадников или пылевое облачко над равниной, свидетельствующее о приближении врагов. Даже ночью я был начеку: сначала обходил дозором все фургоны – держась поближе к ним, разумеется, – и лишь потом нырял в свою палатку, чтобы развеять свои страхи в объятиях Клеонии. И даром ей хлеб не доставался, ей-богу, ибо я не знаю лучшего средства, чтобы отогнать прочь все остальные заботы. Я даже на Сьюзи разок накинулся, причем ради своего, а не ее удовольствия.

Да, все шло слишком хорошо, и поскольку никто в караване не замечал разницы из-за отсутствия Вуттона и путешествие от Рощи Совета протекало наилучшим образом, никто не понимал, какие беды грозят нам, пойди хоть что-то не так. Единственно, что вызывало ворчание, так это урезанные рационы, и когда на третий день мы достигли Верхней переправы, эти идиоты, опьяненные ложной уверенностью в безопасности, сочли мое решение об экономии продуктов поводом, чтобы настаивать на изменении курса. Как будто лишняя унция хлеба или мяса могла сравниться с судьбой целой экспедиции! Но это случилось: на четвертое утро ко мне пожаловала делегация «питтсбургских пиратов». Возглавлял ее нахальный юнец в коротком сюртучке и с просунутыми за вырезы жилетки большими пальцами.

– Послушайте, капитан, – говорит. – До форта Бент почти сотня миль, а это значит, еще неделя с пустым брюхом! А мы ведь знаем, что если пересечем реку и встанем на Симарронскую дорогу, то найдем большой склад, о котором толковал мистер Вуттон. До него и тридцати миль нет. Ну вот, мы с парнями за то, чтобы идти туда – это значит походить всего пару дней с затянутыми поясами, а уж потом у нас будет жратвы сколько хочешь! Да и всем известно, что это самый короткий путь на Санта-Фе. Что скажете, капитан?

– Что мы идем в Бент.

– А почему? С какой стати нам еще пять дней мучений?

– Это не мучения, – говорю. – И брюхо у вас не пустое – зато оно будет таковым, если пойдете по Симарронской дороге. Мы же договорились идти в Бент – так безопаснее, коли на то пошло.

– А кто это сказал? – восклицает этот доморощенный адвокатишко, и присные его одобрительно загудели.

К нам стал подтягиваться народ, и я понял, что с делом надо кончать безотлагательно.

– Я сказал. И вот почему: если мы сглупим и уйдем от реки, то как пить дать заблудимся. Тут вам пустыня, и если потеряешь тропу – жалкая смерть…

– А с какой стати нам терять тропу? – раздается голос, и в ярости своей я обнаруживаю, что это один из парней Грэттена, одетый с головы до пят в кожу детина по имени Скейт. – Я бывал в этих краях – тропа прямая, что твоя рука!

При этих словах питтсбургские олухи разражаются одобрительными криками и начинают наседать на меня.

– Мы идем в Бент! – рявкаю я, и они притихают. – Слушайте сюда: допустим, что тропа так хороша, как утверждает этот малый – в чем я сомневаюсь, – но знает кто-нибудь из вас, где тайный склад, про который говорил Вуттон? Нет, и вы никогда его не найдете – такие вещи не помечают указателями, не так ли? И даже если найдете: обнаружите там жалкие припасы тухлого мяса и бобов – может, вас и устроит такая пища, но не меня. Зато в Бенте есть все, что душе угодно, не хуже, чем в Сент-Луисе.

Они продолжали мрачно молчать, поэтому я пустил в ход решающий довод:

– Кроме того, у Симаррона есть больше риска наткнуться на враждебные племена. Вот почему Вуттон настаивал, что надо идти в Бент. Так что запрягайте и готовьтесь тронуться в путь.