Пора предательства - Дэвид Кек

Синие глаза Лендеста в упор глядели на Радомора.

— И в чем же состоит ваш тост?

Глаза Радомора сверкнули — как и немногочисленные оставшиеся во рту зубы.

— Каковы причины вашего отказа?

— Благоразумие.

Радомор отчеканил так отчетливо и ясно, что каждое слово звучало намеренным оскорблением:

— Бабские разговоры!

Лендест сморгнул.

За столом около Дьюранда прошел легкий шепоток. Конзар спрятал руки.

Дьюранд подобрался, готовясь к прыжку.

Герцог Радомор угрюмо продолжал:

— Я не попадаюсь в ловушки красивых слов. Вы наследник герцога, у которого есть два сына. А я — я сам герцог. Герцог, у которого нет сыновей. Кто из нас рискует больше? — Лендест даже не шелохнулся. — Или вы, как избалованный мальчишка, готовы драться лишь тогда, когда поражение невозможно?

Леди Аделинда поднялась, забрала Альмору и вывела ее из зала. Похоже, девочка предпочла бы остаться, но понимала: придется подчиниться.

— Вы вольны делать какие угодно выводы, — промолвил Лендест. Глаза его были пусты и невыразительны, как бирюза.

Дьюранд заметил, что Кирен удерживает Ламорика.

На скулах Радомора гуляли желваки. На лице читалось презрение.

Второй Грач вскочил на скамью и поднял кубок.

— Так выпьем же за Лендеста! Поистине изумительна кровь Гирета — она порождает фантастических существ. Никогда доселе мир не видал человека, который был бы одновременно еще и собственной бабкой. За Лендеста, который…

— Довольно! — Ламорик вскочил на ноги, вырвавшись из хватки Кирена. — Я приму ваш вызов.

Чернец-Грач на скамье встряхнул головой.

— Вам, милорд, его никто не бросал.

Ламорик не сводил глаз с хозяина маленького человечка.

— Радомор, это я расстроил ваши планы в Тернгире. Я и мои люди. Я видел, кто вы такой. Я назвал вас изменником. Назвал вас убийцей. Назвал предателем. И теперь вы угрожаете моему роду. Я принимаю ваш вызов. У меня нет долга, который помешал бы мне добраться до вашего горла.

Радомор молчал, глядя на Ламорика и явно про себя что-то прикидывая. Много ли прока — сразиться с младшим сыном? Грач склонился к уху своего хозяина и что-то зашептал. Лицо Радомора медленно затвердело.

— Тогда держим пари, — прогремел он.

— Желаете рискнуть большим, нежели сама жизнь? — осведомился Ламорик.

— Одолейте меня — и я не покину границы Ирлака… скажем, год и день.

— А что должен поставить на ставку я, кроме жизни?

— Если я одолею вас — и вы останетесь живы, — то и вы поступите так же.

— В Ирлаке? — уточнил Ламорик.

Радомор медленно кивнул.

— Согласен.

Герцог коротко выдохнул через ноздри и поднялся. Отвесив легчайший, надменнейший поклон через освещенный свечами стол, он увел своих людей из зала.

Ламорик оставался стоять, пока последний зеленый плащ не скрылся за дверью, а тогда тоже решительно зашагал прочь.

Дьюранд вдруг обнаружил, что так и смотрит на лицо Лендеста. Тот упорно старался не обращать внимания ни на сердитый уход брата, ни на явную тревогу отца.

Большие глаза Геридона смотрели вслед удалившимся ирлакцам.

* * *

Когда убрали со столов и потушили факелы, Дьюранд и его товарищи нашли себе по мягкому тюфяку и расположились вкруг догорающих углей в центре Расписного Чертога. Там же ночевали и воины, охранявшие род Гандерика. Даже на ночь они не расставались с мечами.

Хотя Дьюранд устал до мозга костей, он лежал без сна, глядя на расписной потолок, под которым вился дым. Благодаря отваге и везению Ламорик одолел Морина Монервейского, но Радомор — дело другое. Ламорика унесут с ристалища в гробу.

— Терпеть не могу поздние пирушки перед турниром, — раздался в темноте голос Бейдена. — Теперь начнут спозаранку.

— Все лучше, чем ранняя пирушка перед турниром, — возразил Оуэн. — А то скачешь в бой с полным брюхом, набитым до отвала, — и помоги Небо, ежели тебя пырнут в живот.

— По-моему, Ламорик его уел, — проговорил Гермунд. — Загнал в ловушку.

— Застал врасплох, — согласился Берхард.

— Но этот его подпевала… который все шептал да усмехался — он что-то задумал. Никто из этих тварей даже возражать не стал. Им что один брат, что другой — все едино.

Зашелестела солома — воины устраивались поудобнее.

— Преисподняя! Даже думать невыносимо, — проворчал Бейден.

— Что они затевают? — протянул Гермунд.

Бейден приподнялся на локте.

— Я вам скажу, почему этому лысому ублюдку все равно. Потому что он победит. Все очень просто. А вы все такие же дурни, как наш блаженненький. — Он показал на Дьюранда.

Дьюранду остро захотелось выбить наглецу еще зуб-другой.

— Само собой, — согласился Гермунд. — Но даже учитывая, что он скорее всего победит, — зачем драться с младшим сыном? Он понапрасну рискует жизнью.

— Никакой это не риск, если…

— Заложники! — объявил Оуэн. — Он, верно, позавидовал коллекции старика Рагнала.

— Надо следить… — начал было Гермунд.

— Хватит! Заткнитесь все. — Последний голос принадлежал уже Конзару. Глаза рыцаря были подобны двум стальным забралам — и устремлены были на арку двери.

В зал входил Ламорик.

Молодой лорд прошел во внезапно наставшей тишине, волоча на плече тюфяк, точно мертвое тело. По пятам за ним шла Дорвен. Ламорик выбрал место, и они улеглись вдвоем, освещенные слабыми отблесками огня.

— Удача бы мне не помешала, — наконец произнес Ламорик. — Может, я и одолею мерзавца.

Никто не проронил ни слова. Долго еще после того, как все притихли, задышали сонно и размеренно, Дьюранд лежал, глядя, как мерцают отражения углей в широко открытых глазах Ламорика — и Дорвен.

Дьюранд понял, что заблудился.

Он не знал, ни где он, ни как он туда попал.

Грудь болела. Во рту стоял привкус металла и палых листьев. А сам он плыл куда-то, холодный, как пролив Эльдинора.

И там, в этой туманной бездне, он услышал странное, приглушенное бормотание. Кто-то нашептывал, и тени слов клубились в темноте, прорезая мрак, как весла раздвигают воду.

Легкие отчаянно болели, не давая вздохнуть. Его затягивало в какой-то странный водоворот.

Это был зов. Дьюранд почувствовал, как в глубине под ним что-то зашевелилось. Раздался стон — ужасающий стон, отозвавшийся в Дьюранде холодной дрожью. Тварь из глубин услышала притягивающие слова, и тьма ожила, возвещая ее приход — взвихрилась, растревоженная чуждой громадой.