Сибирский кавалер - Борис Климычев

Девильнев спрашивал Шегереша, какую должность правит он при зайсанах.

— Никакой! — сказал Шегереш. — Я подчиняюсь только солнцу, луне, огню и воде. Я охотник и путешественник, вот и все. Я обошел весь Алтай пять раз по пятьдесят! И все равно я не прошел и десятой части Алтая!

Девильнев опять живо представил, как, прощаясь, Франсуаза вложила в карман его камзола листок свернутого в трубку пергамента.

— Это вы должны прочесть, когда будете в горах! — шепнула она. Он счел это дамским капризом. И вот они идут к Алтын-ту — золотой горе, к Алтын-кель — золотому Телецкому озеру. А его карман жжет пергамент, в котором написано крестовым, секретным шифром: «Дорогой Брат, с нашей помощью вы попали в места известные, как кладезь ртути и золота. Это вернее всех ваших прежних изысканий, которые нам хорошо известны. И ложа велит вам пройти по легендарной Золотой горе, взять пробы породы для амальгации!»

Девильнев думал о том, что трудно будет ему жить, связанному принципом священной монархии и еще — клятвой и ритуалом посвящения в рыцари тайного ордена.

— Говорят, по берегам здешних рек можно найти красные глины, а по берегам озер водится серебро и золото? — спросил Девильнев.

Шегереш долго молчал, потом ответил на вопрос Девильнева легендой:

— В голодный год некий алтаец решил выменять огромный самородок на мешок ржи. Никто не стал менять хлеб на золото, и тогда отчаянный человек бросил свой кусок золота в озеро с горы. С тех пор гора и зовется золотой.

А Девильнев вспоминал, что неподалеку, около водопада Корбу, в 1633 году томское войско боярского сына Петра Сабанского разбило войска телецкого князька Мандрачки. Тогда телесы признавали себя подданными России. Сабанский поставил здесь Телецкий острог, зимой обмерил озеро, пройдя на лыжах по льду. Назвал он озеро Телецким потому, как ночью ему приснился белый телец. Но и острог разрушен, и алтайцы вновь присягают на верность. Мир вечно бурлит и изменяется, как сплав в тигле алхимика.

— Так ли здесь ценны металлы? — повторил вопрос Девильнев.

— Я покажу! — ответил Шегереш. — Я покажу это, чтобы туда не пришли другие. Теперь оставь здесь коней, повозки и охрану, возьми с собой двух верных людей, мы пойдем в пещеру.

На склоне поросшей лесом горы Шегереш отвалил камень, обнажив дыру.

— Лезь за мной! — сказал Шегереш. — Остальные пусть ожидают здесь, пусть разобьют лагерь и будут настороже, ибо ходить будем долго.

Девильнев оставил за себя Жака Сореля. И полез за Шегерешем в темноту. Шли, прислушиваясь к дыханию друг друга в полной темноте, неведомо куда, чувствовалось, что тропинка идет наклонно.

Тем временем наверху казаки расположили тюки так, чтобы получилось ограждение. Часовые спрятались в кустарниках в четырех сторонах от лагеря. Одни участники похода осматривали коней, другие варили кашу, третьи размещали в удобных местах маленькие походные пушки и боеприпасы, копали землю, насыпая брустверы. Ибо первым приказом Сореля было сделать надежный ретраншамент[23].

Томас думал, что проводник заблудился, но впереди забрезжил свет. Пещерное озеро недвижно лежало у подножия терракотовой скульптуры всадника-воина. Шегереш шепнул:

— Он стережет дорогу к озеру духов.

Густые клубы пара поднимались от странного озера. Глаза слезились, голова кружилась.

— В этом озере нельзя плавать, из него нельзя пить. Тут даже и задерживаться нельзя! — сказал Шегереш. — Духи сделают наши головы свинцовыми, и мы останемся здесь навсегда. Здесь много погибло глупых людей. — Он осветил своим факелом лежавшие возле пещерной стены скелеты. — Они тоже были любопытны! — усмехнулся охотник. — Им тоже понравилось это красивое озеро.

Девильнев сунул конец сабли в бассейн, вынул, поглядел: конец сабли матово засеребрился. Это была ртуть.

— Ходи! Ходи! — торопил Шегереш. — Над нами гремит не гром, там пушка гремит. Там напали!

Бежали и слышали топот многих ног. Ход сузился. Шегереш повернул камень. За спиной у них загрохотал камнепад. И преследователей уже было не слышно. Вылезли они из пещеры и сразу увидели китайских стрелков, с луками и старинными пищалями. Шегереш накинул на шею одного из стрелков аркан. Девильнев с двумя казаками схватился со стрелками врукопашную. Синехалатные люди в треухах кинулись бежать, лишь одного из них удалось задеть саблей. Эти воины были босыми, удивляло то, что они могут так ловко ступать по острым камням.

— Суспиция[24]принесла нам успех! — доложил Сорель.

Теперь предстояло допросить пленных. Девильнев спросил Шегереша — понимает ли тот по-китайски. Шегереш ответил, что может говорить не только с китайцами, но и с уйгурами, монголами и прочими людьми.

Трое пленных оказались джунгарами. Они гневно жестикулируя, тыкали пальцами в четвертого пленника, даже плевались и ругались. Шегереш перевел их слова. Они были крестьянами, которых насильно отправили в этот поход. Четвертый пленник был китайцем. Джунгары требовали немедленно им всем обрезать косы. Оказывается, косы им приходилось носить в знак покорности китайскому богдыхану. Если кому-либо со зла во сне отрезали бы косу, то уже утром он был бы казнен китайскими властями как бунтовщик.

Джунгары так мотали головами и так вопили, что Девильнев милостиво приказал тотчас отрезать им косы. Тогда один казак и сотворил сие дело своей острой саблей. Косы он забрал себе в качестве трофея. Джунгары сразу заулыбались. Видимо, оттого, что сумели насолить поработившему их китайскому императору. Их усадили у костра, дали трубки. Дали покурить и китайцу. И Шегереш о чем-то спросил его по-китайски. Китаец лукаво улыбнулся и неожиданно сказал:

— Мне переводчик не нужен, я сам говорю по-русски, вот вам крест святой! — и широко перекрестился.

Ван Суслонов, так звали китайца, рассказал, что он был солдатом личной императорской гвардии. В гвардии служат исключительно выходцы из России. Когда-то давно китайцы захватили Албазинский острог. Это была крепостца на Амуре, основанная в 1649 году Ерофеем Павловичем Хабаровым. Китайцам понравились сильные и смелые русские воины, которые хотя и были изранены, но не просили пощады. Их увезли в Китай, вылечили. Императору понравились светлолицые здоровяки. Предложил им службу. Они согласились с условием, что им дадут сохранить свою веру.

Среди них был и отец Ван Суслонова. В Пекине у русских гвардейцев — отдельный городок. Часовня. Гвардия имеет желто-голубой флаг. Постепенно эта гвардия желтеет всё больше. Жены-то китаянки. Первые гвардейцы были, понятно, русыми, их дети — с небольшой желтизной, а уж внуки в большинстве своем — вылитые китайцы. Вот и Ван Суслонов желтоват, и немного раскос, но язык не забыл и крест на груди имеет. Кому — Лао-Цзы и Конфуций, а нам — Христос!

Закончив свою речь, Ван Суслонов вновь перекрестился.