Наполеон - Пол Джонсон

После сражения, которое так дорого обошлось Бонапарту, путь на Москву был открыт, и жители массово покидали старую столицу. Бонапарт въехал в Москву 14 сентября, а на следующий день генерал-губернатор Ф. В. Ростопчин приказал поджечь дома, большинство из которых были деревянными. Три четверти города уничтожил огонь, остался только Кремль, который разграбили французы. В городе осталось много крепкого алкоголя, но мало провианта, поэтому пришлось забивать на мясо лошадей, которые и так были на вес золота. Повсюду можно было наблюдать отвратительные сцены пьяного мародерства. Бонапарт с отвращением и все возрастающей нервозностью ожидал капитуляции русского царя, но царь снова ничего не предпринял. Личное письмо Бонапарта и две делегации с инструкциями об условиях заключения мирного договора тоже были проигнорированы или пренебрежительно отклонены. К середине октября Бонапарт понял, что вот-вот начнутся обильные снегопады, и зимой ему из Москвы не выбраться. У него не оставалось другого выхода, кроме отступления к Смоленску, а возможно, и дальше.

Бонапарт оставляет Москву 19 октября. Теперь численность его войск сократилась до 95 тысяч, и почти не осталось лошадей. Русские начали контратаку со все возрастающими силами, и 3 ноября они разбили арьергард наполеоновских войск под командованием Луи Николя Даву. Бонапарт, потрясенный неудачей, прибыл в Смоленск 9 ноября и обнаружил там, что почти все запасы продовольствия съели голодающие дезертиры, которых насчитывалось уже 30 тысяч человек. Когда спустя три дня император покидал город, у него под командованием оставалось немногим более 40 тысяч солдат. Начались снегопады. Отступление становились все более затруднительным, пришлось оставить все трофеи, все награбленное имущество. Войскам предстояло пересечь несколько широких рек, мосты через которые, и без того немногочисленные, были разрушены. Только к 29 ноября Бонапарту удалось переправить армию через Березину, в процессе переправы он потерял еще 20 тысяч человек. А через несколько дней он решил, что с него хватит. 5 декабря он сообщает своим командирам, что ему необходимо как можно скорее уехать в Париж, чтобы обеспечить безопасность власти. Подчиненные стоически приняли его решение. Командование было поручено Мюрату.

Следует отметить, что, хотя отступление из Москвы по меркам самого Бонапарта было ужасным и позорным, французы, отступая, намеренно оставили более 20 тысяч раненых, а количество солдат, попавших в плен к противнику, достигало в общей сложности 200 тысяч (мало кто из этих пленных когда-либо смог снова увидеть родной дом), тем не менее оно не превратилось в хаотическое бегство. Русские крестьяне смогли, наконец, сполна отомстить захватчикам. Но русские армии и сами находились не в лучшей форме, чтобы провоцировать крупное сражение, и вообще, они предоставили зимней стуже сделать за них всю работу. 14 декабря арьергард великой армии в организованном порядке отступал через Неман. Ней, командующий этой группой войск, тщательно следил за тем, чтобы он последним покидал русскую землю (он и пасынок Бонапарта, Богарне, были единственными старшими офицерами, которые не запятнали свою репутацию в этой катастрофе). Два дня спустя в официальной газете «Монитор» в Париже вышел печально известный двадцать девятый бюллетень об этой кампании. В тексте Бонапарт признавал, что во всем виновата зима, которая наступила «неожиданно рано», что Великую армию постигла «ужасная катастрофа».

Пока же сам Бонапарт чудом спасся от партизанского разъезда. Он путешествовал на трех санях, запряженных лошадьми. В одних санях ехал он сам с Луи Коленкуром, обер-шталмейстером императорского двора, доверенным лицом Бонапарта, именно Коленкур организовал убийство герцога Энгиенского. В других санях сидели его переводчик, его телохранитель мамелюк Рустам, пятеро слуг и адъютанты. Они ехали в санях пять дней и чуть не замерзли насмерть при температуре минус 25 градусов. Бонапарт грелся, кутаясь в меха Коленкура, и постоянно разговаривал, репетируя свои оправдания. И каждую свою тираду он заканчивал проклятиями в адрес англичан: «Если бы не они, я был бы человеком мира». К тому времени, как Бонапарт добрался в Варшаву и принял у себя польскую политическую элиту, ошеломленную катастрофой и объятую страхом, у него уже был готов колкий ответ: «От великого до смешного один шаг» (на самом деле автором этой фразы был Вольтер). Во время официального приема, который длился три часа, он повторил эту цитату несколько раз. Подобострастные польские сановники внимали императору в почтительном молчании. Казалось, звук собственного голоса действовал на Бонапарта успокаивающе. Наполеон поспешил в Германию, сначала на санях, потом в коляске и в карете. Если ломалась ось одной кареты, путешественники тотчас пересаживались в другую и продолжали свой путь, делая остановки не более чем на час в сутки. Когда они ненадолго остановились в одном из немецких городков, Бонапарт спросил почтмейстера его название. «Бонн», – услышал он в ответ, и воскликнул: «Передайте мое почтение мсье Гете», – и снова отправился в дорогу. Через тринадцать дней, почти в полночь 18 декабря он прибыл во дворец Тюильри в Париже.

Уже на следующее утро Бонапарт сидел за своим письменным столом и работал без устали пятнадцать часов: рассылал категоричные послания по всей империи. Но ситуация не предвещала ничего хорошего. 25 декабря Пруссия выходит из французского альянса. Вскоре прусские войска уже братались с русской армией. Один корпус фактически объединил усилия и заставил французов отступить из Германии. В марте 1813 года Пруссия объявила войну Бонапарту. Следующий союзник, который предал Бонапарта, был папа римский, он отказался от конкордата с Францией. Новости из Испании были все хуже и хуже. У Веллингтона теперь была внушительная армия опытных солдат, к тому же англичанин полностью контролировал испанскую армию, а две эти армии плюс партизаны угрожали не только вынудить французов уйти из Испании, но и вторгнуться на территорию самой Франции. Позиции французов в Италии тоже становились слабее. Бонапарт не доверял Мюрату (который уже вернулся в Неаполь), полагая (справедливо), что тот может переметнуться на сторону противника, чтобы сохранить свое королевство. Но что, с точки зрения Бонапарта, было хуже всего, его тесть, император Франц, был весьма ненадежен. Он декларировал, что поддерживает своего французского родственника, а сам быстро перевооружал свою армию. Для чего? Тесть заявлял, что в таком случае сможет служить посредником между Францией и Пруссией. Но сам Франц отказывался напрямую общаться с Бонапартом, утверждая, что все контакты должны идти через его министра иностранных дел Меттерниха. Этот высокий белокурый австриец, повеса и распутник (у него был роман с сестрой Бонапарта Каролиной), был ярым противником Франции и, подобно Талейрану, полагал, что в Европе необходимо политическое равновесие. Говоря «поговорите с Меттернихом», Франц на самом деле советовал: «Требуйте мира, пока можно добиться разумных условий».

Но как только Бонапарт вновь принялся за работу, воспоминания о снегах России быстро померкли в памяти, и к нему вернулся его обычный оптимизм. На следующий день после своего возвращения в Париж Бонапарт стал собирать новую армию, он объявил новый призыв и стал собирать специалистов и части по всей оставшейся империи. В апреле 1813 он был в Лейпциге, снова на коне, снова tête d’armée[25] (его любимое выражение). Он поправился, обрюзг, постарел, но выглядел столь же уверенным в себе и отдавал приказы с обычным апломбом. У французов вошло в привычку повторять: «Он прекрасно выглядит, не так ли?» При Лютцене император дал резкий отпор прусскому генералу Гебхарду Леберехту Блюхеру, лично повел в атаку молодую гвардию. Он отбросил прусскую армию за Эльбу и снова разбил ее при Баутцене, вынудив отступить за Одер. Потом вернулся к Меттерниху, который встретил его 26 июня во дворце в Дрездене, столице Саксонии, одного из сателлитов Франции. Встреча продолжалась девять часов и не доставила Бонапарту большого удовольствия. На этой встрече ему пришлось не только говорить, но и слушать. Вдохновленный новыми победами, Бонапарт с удивлением обнаружил, что Меттерних непреклонен и настроен весьма скептически. Если император хочет, чтобы Австрия сохраняла нейтралитет, ему придется сдать не только Иллирию, к чему француз был готов, но и Ломбардию, и еще что-то. Чтобы добиться подписания мира с Пруссией, Франции придется отойти за Рейн и дальше. Бонапарт был взбешен и в гневе швырнул свою шляпу в дальний угол комнаты. Такие условия были равносильны развалу империи и уничтожению работы всей его жизни. Фактически то, что предлагал Меттерних, это соглашение, которое спустя шесть месяцев Бонапарт с радостью примет. Но многие полягут в бою прежде, чем это произойдет. Меттерних, потрясенный тем, что император отказывается воспринимать реальное положение вещей, спросил, действительно ли Бонапарт хочет заключить мир, и неужели жизни людей ничего для него не значат? Бонапарт ответил ему, что чем принимать такие постыдные условия, он с радостью пожертвует миллионом жизней. «Тогда вы пропащий человек», – ответил Меттерних. На этом встреча закончилась.