Этот жестокий замысел - Эмили Сувада
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коул качает головой:
– Я согласен поговорить с Региной, но не хочу, чтобы ты рисковал своей головой.
– У меня есть план, поверьте, – отчаявшись, уверяет Мато. – Я знаю, как себя вести здесь.
Анна закатывает глаза:
– Ты знаешь, как себя вести? Да ты и святого выведешь из себя. Эта миссия – дерьмо собачье. Тебя бросят в камеру…
– В Энтропии нет тюрьмы, – говорит Мато. – Ты не понимаешь, о чем говоришь, Анна. Если нас поймают, то меня отведут к Регине, и это единственный способ связаться с ней. И именно тогда я с ней и поговорю. Или мы можем продолжать стоять за границей города и спорить еще три дня, пока Бринк не убьет всех нас.
Анна хмурится:
– Ты хочешь, чтобы тебя схватили? Это и есть твой план?
– На кону миллионы жизней, – говорит Мато. – Знаю, ты не слишком высокого обо мне мнения, Анна, но я не просто так занимаю должность в Центральном штабе, а ты вступила в ряды военных и поклялась выполнять все наши приказы. Вы втроем можете обсуждать тактику сколько угодно, но миссия продолжается. Пойду поищу кое-какие припасы. Выдвигаемся, как только закончу.
Он поворачивается и направляется к убежищу. Анна провожает его взглядом, сжимая руку в кулак, а когда за ним захлопывается дверь, издает стон.
– Ненавижу этого парня, – говорит она. – Он все еще крутит ручку?
– Ага, – подтверждает Леобен. – И у него это хорошо получается.
Глаза Коула устремлены вдаль.
– Мато прав, – говорит он. – Это, наверное, лучший способ найти Лаклана. Он, конечно, рискованный, но не уверен, что есть более безопасные варианты. Нужно разобрать вещи в джипе.
– Да, – соглашается Леобен, продолжая обнимать меня за плечи. – Мы пока поищем припасы.
– Хорошо, – говорит Коул. – А нам с Анной нужно наверстать упущенное.
Леобен переводит взгляд с Коула на Анну и кивает:
– Конечно. Пошли, кальмар. Давай достанем немного еды.
Я позволяю Леобену провести меня через входную дверь в грязный коридор, куда налетел мусор и песок. Внутри все выглядит так же ужасно, как и снаружи, но, видимо, так и задумывалось. Любой, кто заглянет сюда, увидит всего лишь помойку и сразу свалит отсюда.
Леобен направляется к потайному люку в полу в задней части дома, за которым прячется лестница, ведущая в тускло освещенный подвал. Я бреду за ним по бетонному коридору и сворачиваю на огромный склад, который заставлен полками с одеждой, одеялами и туалетными принадлежностями. Я оглядываюсь в поисках Мато, но его нигде не видно.
– Ты голодна? – спрашивает Леобен.
Я смотрю на повязку на пострадавшей руке. Мне нужно поесть, чтобы запастись энергией, которая требуется панели для работы, но от одной мысли о еде мой желудок сжимается.
– Нет, – говорю я. – Давай лучше поищем какую-нибудь одежду.
– Отличная идея. – Он идет в глубь гигантского склада. – Не верится, что Анна здесь.
– Да, – следуя за ним, соглашаюсь я. – Но, кажется, я ей не нравлюсь.
Мы пробираемся мимо различной экипировки для выживания, шин и запасных частей для «Комокса». У дальней стены стоит стол, заваленный одеждой.
– О, Анна никого не любит, кроме Коула, – подходя к нему, говорит Леобен.
На столе возвышаются стопки сложенных брюк и футболок, большинство из которых черного и серого цвета в стиле «Картакса». Но некоторые очень странных цветов, и на них напечатаны различные узоры и животные.
– Они брат и сестра. Ты ведь помнишь?
Я перевожу взгляд на него:
– Серьезно? Ну, генетически?
– Да, – говорит Леобен, доставая футболки и бросая их на пол за спиной. – У них общий донор. Лаклан говорил, что это случайность – они создали тысячи эмбрионов из множества доноров, но выжили только мы.
– Кажется, я что-то такое припоминаю.
– Ну, именно ты это поняла. Ты собрала генкит из запчастей, хранившихся в подвале, и проводила на нас тесты. Думаю, ты жалела, что сказала им, потому что… ревновала к тому, насколько они близки. Коул всегда вставал на сторону Анны, и вы с ней очень сильно ругались.
– Видимо, с тех пор мало что изменилось, – бормочу я.
Леобен поднимает зеленую футболку с динозавром и натягивает ее поверх майки.
– Ей просто нужно время, чтобы прийти в себя.
– А остальные знают, кто их родители? – спрашиваю я. – Ну, биологические.
Леобен снимает футболку и примеряет… розовую с моржом.
– Вообще-то, я знаю. Я клон какого-то французского парня, у которого был иммунитет к куче вирусов. Он давно умер, и, думаю, в «Картаксе» не удержались и сделали его копию. Может, даже несколько.
– Ого, – выдыхаю я.
Я не удивлена, что в «Картаксе» создали клон человека, которого ученые посчитали интересным, но использовать чужие гены для создания ребенка незаконно. В первые годы после появления гентеха ходили ужасающие слухи о черном рынке, где можно было купить эмбриональных клонов или эмбрион ребенка от двух любых родителей на выбор. Не знаю, было ли такое на самом деле или их распускали протестующие против гентеха, но в «Картаксе» явно не заморачивались насчет нарушения этих законов.
– Это Дакс узнал для меня, – замерев с задумчивым взглядом, говорит он.
– Прости, что не попыталась забрать его с нами, – говорю я.
Он рассеянно качает головой:
– Нет, там ему будет лучше. Они смогут предоставить ему комфортные условия, пока мы не исправим вакцину. Я просто не могу смириться с тем, что я сейчас единственный человек на планете, у которого есть иммунитет, и при этом ничего не могу сделать, чтобы помочь ему. – Он смотрит на меня. – С такой скоростью ты отгрызешь себе руку.
Я опускаю глаза и понимаю, что прогрызла кожу на пальце до крови.
– Не хочешь немного поспать? – спрашивает Леобен, стаскивая с себя футболку с моржом. – И кстати, когда ты ела в последний раз?
Я пожимаю плечами:
– Я была занята. Много чего творится в последнее время.
– Да, много всего. – Он закатывает глаза. – Знаю, что ты отличаешься от Цзюнь Бэй, но все же в чем-то похожа на нее. Каждый раз, когда дела шли плохо, она грызла ногти и с головой погружалась в решение проблемы, борясь с какой-нибудь головоломкой в коде так, будто на кону стоял мир на земле.
– Ну, сейчас на кону действительно стоит мир на земле.
– Ты не поняла. Я пытаюсь сказать, что если ты не позаботишься о себе, то сломаешься, как бывало раньше. Только, вероятно, ты не станешь срываться на ком-то из нас, если это случится.
Я стискиваю одну из футболок в руках.
– Она делала тебе больно?