Генерал-фельдмаршал Голицын - Станислав Десятсков

* * *

В школе Марко Мартиновича должны были учиться тридцать девять московских стольников, цвет молодой московской знати: князья Хилковы и Черкасские, князь Прозоровский, шурин самого царя Авраам Лопухин, будущие знаменитые дипломаты князь Борис Куракин и Григорий Долгорукий. Однако четверых волонтеров ждала не Венеция, а московская плаха и Сибирь: четвертовали Цыклера, отправили в ссылку двоих Соковниных, казнили молодого Федора Пушкина, заявившего заговорщикам, что царя за то, что за моря посылает, надобно убить! Остальные стольники с перепугу сразу выехали в Венецию по царскому указу за свой счет, окромя того, каждый должен был прихватить с собой одного солдата-гвардионца для прохождения корабельной науки и, что греха таить, для наблюдения за хозяином. Хотя Петр I и составил для стольников собственноручную инструкцию, яко учиться корабельному и навигацкому искусству, но большая часть стольников и не думала проходить все эти пункты, здраво рассудив, что поелику царь-государь отправился сначала в Голландию, а затем был намерен держать путь в Англию, то до Италии он вряд ли доберется и никакого строгого экзамена стольникам не учинит. Московские окольничие и стольники чувствовали потому себя в Венеции вольготно — не учениками, а знатными путешественниками, приехавшими посмотреть новые города и веси. Многие из них объехали всю Италию, побывали и в Милане, и во Флоренции, и в Неаполе, и конечно же посетили Рим.

Мартинович не препятствовал врожденному любопытству знатных московитов, а с иными, к примеру со старшим по возрасту стольником Петром Андреевичем Толстым и вновь прибывшим Дмитрием Михайловичем, даже сдружился.

Петр Толстой в свои пятьдесят три года оказался самым прилежным учеником в корабельной и навигацкой науке. Мартинович, конечно, понимал, что по возрасту Толстой вряд ли станет добрым моряком и корабелом и что за прилежностью этого ученика скрыт свой особый расчет. И такой расчет и впрямь был у хитрюги Петра Андреевича. Кто-кто, а уж он-то непременно хотел сдать экзамен самому царю и поразить Петра своими познаниями в корабельном и навигацком искусстве. Старому стольнику приходилось замаливать перед Петром I прошлые грехи. Ведь он поддержал в 1682 году партию Милославских и царевну Софью против Петра! Вот почему Толстой уже в таком почтенном возрасте добровольно определился в навигацкую науку и отправился в Венецию. Из Венеции Петр Андреевич совершил морские путешествия в Далмацию и Южную Италию и привез отовсюду добрые аттестаты не токмо от разных капитанов! Даже сам венецианский дож Морозини дал ему похвальную грамоту. Цели своей великий хитрец достиг, доверие царя полностью возвернул и вскоре после возвращения в Россию был назначен послом в Константинополь, где проявил себя ловким и толковым дипломатом.

В Италию же пришлось ему еще раз вернуться, когда он был отправлен Петром I поймать и привезти беглого царевича Алексея[17]. И сию миссию Толстой завершил успешно: царевича из Неаполя; где тот укрывался от царского гнева, убедил вернуться обратно и самолично доставил в Москву, за что и был определен царем начальником страшной Тайной канцелярии.

А вот князь Дмитрий Голицын явился в Венецию совсем с иными помыслами. Перед царем он был чист и в Италию отправился не ради карьеры, а ради света знаний и науки. Притом куда боле корабельного и навигацкого искусства тридцатидвухлетнего стольника интересовали науки политичные, связанные с историей и устройством различных государств. Об этом он прямо заявил Мартиновичу, и правдивость сия далматинцу понравилась, поскольку и сам Марко увлекался политикой. В знаменитой библиотеке Сансовино Мартинович познакомил русского князя с богатейшим собранием, где хранилось тринадцать тысяч рукописей и полмиллиона книг, свозил на остров Кипарисов, где в монастыре бенедиктинцев тоже имелась знатная библиотека, провел по всем книжным лавкам Венеции, указал, где можно купить труды хитроумного и злого лукавца Макиавелли и памфлеты злоязычного Боккалини, работы основоположника международного права Гуго Гроция и исторические сочинения немца Пуффендорфа. В своей личной библиотеке Мартинович показал князю и заветное: книгу венецианца Орбина «История славян». При этом сказал, что не случайно, князь, в Венеции интересуются историческими судьбами славянских народов, ведь добрая половина населения Венецианской республики состоит из славян, густо населяющих Истрию и Далмацию, адриатические владения Венеции.

— По мнению Орбина, Иафет, сын Ноя, который предназначен быть воином и царем, и есть истинный прародитель нас, славян! А о славянах-россах первое упоминание есть уже у понтийского царя Митридата[18]! — учил Мартинович князя Дмитрия.

Летом он взял Голицына на свою родину в городок Бока Катаро. Они плыли на небольшой фелюге. Кроме князя Дмитрия, Марко взял с собой еще Несколько волонтеров-московитов. По пути все немало дивились красивейшим далматинским городам: Рагузе, Дубровнику, Катаро. Вроде бы владения Венеции, но итальянский язык здесь почти не слышен — все вокруг говорят по-славянски, а сербская речь быстро усваивалась московитами.

По улицам Катаро разгуливали спустившиеся с гор черногорцы — высокие, крепкие, черноусые, с пистолями и кинжалами за цветными полами.

— Это цвет южного славянства, князь, настоящие воины, которые так и не покорились турецкому султану. А моя родная Сербия, увы, ныне лежит под владычеством турок-османов. И только единоверная Россия, полагаю, вызволит ее из турецкой неволи, — поведал Мартинович князю Дмитрию свои заветные думы. И впоследствии, когда Голицын двадцать лет сидел генерал-губернатором в Киеве и сторожил южную границу от татар и турок, он часто вспоминал слова Мартиновича, что отныне судьба всех славян связана с Россией.

Из Италии Дмитрий Михайлович вывез не только богатые ткани и разноцветное стекло, но прежде всего книги, купленные по совету Мартиновича, написанные по-латыни, италиански и сербски. Впоследствии в Киеве по губернаторскому приказу ученики Киево-Могилянской академии перевели их на русский язык. Останавливаясь у брата в Киеве или бывая в общем подмосковном имении Архангельском, читал эти рукописи и молодой офицер-семеновец Михайло Голицын.

* * *

По пути во Флоренцию иезуит Вольф окончательно уверился, что в глубине души Борис Петрович уже состоявшийся католик, и если не переходит окончательно в истинную веру, то только из опаски гнева московского патриарха Адриана.

— Поверьте, монсеньор, этот русский боярин уже наш, недаром он даже разрешил своему секретарю Алексею Курбатову по полному нашему обряду перейти в католичество! — доложил Вольф кардиналу Оттобани, прибывшему во Флоренцию встречать знатного русского вельможу.