Свет – это мы - Мэтью Квик

в этом бизнесе, в основном в качестве директоров, пока не накопили достаточно денег, чтобы вернуть кинотеатру «Мажестик» его первоначальное великолепие.

– Мы профессионалы в области реставрации. Здания, личности. Похоже, следующим будет целый город, – добавил Марк.

– У меня есть цифровая камера, – сказал Тони доверительно, – которую я использовал для съемок короткометражных роликов. Монтажное оборудование у меня тоже есть. И еще у нас имеются друзья в Нью-Йорке и Филадельфии.

– Главные роли за нами, – сказал Эли, наклоняясь вперед в кресле. Глаза его горели собственническим огнем. – Также я и мистер Гудгейм будем делить режиссерские обязанности. Мы настаиваем на полном творческом контроле над сценарием.

– Премьера фильма состоится в кинотеатре «Мажестик». Это не обсуждается, – вмешался я.

– Разумеется, – сказал Марк.

– Об этом и речь, – сказал Тони. – Поэтому мы и сидим тут с вами в это утро.

– Мы собираемся… Как вы вчера выразились?

– Освятить место? – сказал я.

Марк и Тони оба кивнули.

Но спавшая было напряженность вернулась, когда они потребовали прочесть сценарий, прежде чем дать окончательное согласие. Осознавая, что на весах лежит наша судьба, мы с Эли открыли файл на моем старом компьютере и покинули комнату.

Выйдя во двор, мы принялись перебрасываться летающей тарелкой между палаткой и задней стеной дома.

Мальчик был слегка накачан, как выражаются юнгианцы, вниманием и лестью, исходящими от Марка и Тони. Я судил об этом по его попыткам ловить тарелку с вывертом – одной рукой за спиной или между ног. Удавалось это ему процентах в сорока из всех попыток, но каждая удача становилась для него источником дополнительной энергии, радости и даже дерзости.

– Все в порядке, мистер Гудгейм. Им обязательно понравится. А как иначе?

– Хорошо, но дойдет ли до них?

– Они же сказали, что учились на отделении кино! Они купили кинотеатр «Мажестик»! Если не они, то кто? – сказал Эли. Он перечислил целый набор фактов о Марке и Тони, призванный доказать мне, что они были истинными ценителями кинематографа, то есть ровней нам в области сценарного искусства, а стало быть, мы прекрасно сработаемся.

Однако тут Эли нахмурился и сказал:

– Но не сочтут ли они наш сценарий вторичным? Все фильмы ужасов в каком-то смысле имеют схожую канву, и это не плагиат, а, скорее, уважение к наследию и традиционным приемам. Да?

Он еще какое-то время распространялся на предмет жанра вообще, перечисляя сцены, повороты сюжета и общие темы как фильмов, о которых я слышал и некоторые из которых даже видел – «Дракула», «Тварь из Черной Лагуны», «Человек-волк», «Франкенштейн», «Кинг-Конг», – так и тех, о которых я не имел понятия: «Годзилла», «Люди-кошки», «Человек-леопард», «Чудовище с глубины 20000 саженей». Когда Эли заводит лекцию о фильмах ужасов, это всегда интересно, и читает он их с непередаваемой страстью, но я все сильнее и сильнее волновался, что Тони и Марк не поймут подтекста нашего сценария – тех деталей, которые не выпрыгивают со страницы на читателя, но тем не менее предоставляют меру жизнетворной уверенности с периферии.

Для того, чтобы исчерпывающе охватить все, что мы совершили, потребуется не одно чтение и не два – к тексту необходимо будет возвращаться неделями. Возможно ли было, к примеру, осознать, спешно проглядев сценарий, что в центре фильма вовсе не чудище, а чуткий разбор переживаний раненой души вполне конкретного мальчика? Мальчика, ощущающего себя чудищем? Поймут ли они тонкости положения персонажа, представляющего суррогат отца – который любит мальчика-чудище несмотря на все его недостатки? А что именно эта неожиданная платоническая любовь и показывает всему городу, как снова стать людьми? Что трагедия, погрузившая весь город во тьму, не имеет никакого отношения к вышеупомянутому мальчику-чудищу, но он все равно назначен средоточием зла, и на него направлены вся ненависть, весь стыд, вся беспомощность жителей? Наконец, оценят ли Марк и Тони то колоссальное усилие, которое потребуется приложить мне, чтобы исполнить миссию, возложенную на мои плечи окрыленной Дарси, – ту, которая заставляет мое тело трепетать в сладостной гармонии?

Я знал, что для меня явится смертельным ударом, если Марк и Тони по окончании чтения выйдут к нам со смешанными чувствами, вооруженные замечаниями о том, что в сценарий необходимо добавить автомобильную погоню или страстную любовную сцену, начнут говорить о размещении скрытой рекламы или намекнут, что неплохо было бы поднять уровень актерского опыта и мастерства, учитывая, что это будет первая роль как для меня, так и для Эли. Но в самом деле, если даже в фильме «Умница Уилл Хантинг», с его миллионным бюджетом, возможно было занять совершенно неизвестных на тот момент Бена Аффлека и Мэтта Деймона, то уж с нашей скромной постановкой «Чудесного чудовища» мы как-нибудь справимся. Марк и Тони больше не работали в Голливуде, и не было никакого способа заставить меня запродать творческую целостность нашего фильма парочке местных проходимцев, заявившихся на порог. Нет! Они не пройдут! Я встану на пути, исполненный непоколебимого достоинства, превосходящего любые обещания славы, денег и одобрения местного кинематографического полусвета!

Я сам себя неплохо накрутил во дворе, пока мы перебрасывались тарелкой и ожидали решения судьбы нашего сценария.

Тут Эли указал в сторону дома. Я обернулся и увидел четыре поднятых больших пальца Марка и Тони. Дальше мы пожимали другу руки и обсуждали, как воплотить наш фильм в реальность – обговаривали всю соответствующую логистику, о существовании которой я до той поры даже не подозревал, не говоря уж о том, чтобы о ней заботиться.

– Роли прежде всего будут предложены Выжившим, – повторил я. – Это не обсуждается.

– Ну естественно, – подтвердил Марк, улыбаясь, как счастливый отец. – Но это важное дело для всего города.

– Невероятно возвышенное, – вмешался Тони. – Искусство побеждает все.

Не успел я оглянуться, как мы уже входили в «Кружку с ложками», чтобы поделиться доброй вестью с Джилл, которая немедленно вынесла нам по сэндвичу с беконом и по порции томатного супа – «летнего», то есть на льду. Мы вчетвером жевали, запивали, улыбались, болтали о будущем фильме, и только к середине разговора до меня дошло, что я забыл оглядеть зал и заметить всех посетителей, которые косо смотрят на меня или Эли. А наблюдая за Эли, я понял, что и он тоже забыл свою стеснительность, несмотря на то, что затылок у него был чисто выбрит и на лысом пятне красовался огромный пластырь. Вообразите, что у кого-то из брюк высовывается лента туалетной бумаги – эффект получится схожий.

Я догадался, что Джилл очень рада за будущее нашего фильма, потому что она отказалась брать с нас деньги, и тогда Марк и Тони объявили,