Роксолана. Королева Востока - Осип Назарук

Издалека слышался приветственный звон всех афонских церквей, что встречали могущественного монарха. На берегу залива Дафны виднелись длинные монашеские процессии, шедшие из всех монастырей, и множество паломников!

Свою славу святого места Афон приобрел уже очень давно, когда Христова церковь еще не пала жертвой раздора между Востоком и Западом.

Неподалеку, на юго-западном берегу Святой Горы около пристани Дафны стоял прекрасный старый монастырь великомученика и исцелителя Пантелеймона, восстановленный галицким князем Ярославом Осмомыслом. Тут жили отшельники со всей Украины.

Ей казалось, что среди их голосов есть и те, что поют и с детства известный ей напев галицких церквей.

Еще на галере просила она Сулеймана, чтобы они начали именно с этого монастыря.

Ей было одиноко среди множества мусульман и незнакомых монахов. Ей сразу стало так страшно, что казалось, будто она оказалась в пустыне. Она начала искренне молиться. Покой воцарился в ее душе. Потом на душе ей стало так ясно и легко, что казалось — она дома, что каждый бук и каждый дуб, каждый камушек, каждый цветок — родной для нее.

Ей уже не было одиноко. Не тяготила ее никакая ноша. Она представляла себе Матерь Божью Привратницу с Иверской иконы на Святом Афоне и не боялась ее так же, как дети паломников не боялись султана, перед которым дрожали их отцы.

Она любила все, что ее окружало: и сине-бирюзовое небо, и спокойное море, и Святую гору, и пахучие листья на ней, и монастыри, и скиты, и травы, и цветы, и монахов, и паломников, и детей. А его? — спросила она себя. И почти что готова была сказать про себя: «Да!»…

Она вся покраснела, быстро проверила, не отличается ли она чем-то от других юных слуг султана. От них она никак не отличалась одеждой, и, наверно, на вид тоже никак не отличалась. Она успокоилась.

Снова ей стало радостно при виде всего, что ее окружало. Она радовалась жизни и будто чистым хрусталем играла мыслью, что посетила ее. Мыслью, что зародилась в ее голове во время беседы с монахом-отступником.

Она всмотрелась в толпу монахов и ей показалось, что она увидела какое-то знакомое лицо — где-то около самого Прота, что приветствовал Сулеймана — главы всех монастырей на Афоне.

Теплая струя прошла от сердца к мозгу и глазам. Ей показалось, что чистый хрусталь мысли начинает согреваться и смотреться как горящий камень, про который ей говорила цыганка. Он уже был у нее, но не в волосах — в голове.

Она спокойно шла среди юношей около Сулеймана к монастырю св. Пантелеймона.

Когда она вместе с Сулейманом приблизилась к нему, то увидела на вершине каменных ворот монастыря уже неразборчивую от старости надпись: «Святую обитель сию возобновил человек, верующий в Бога: князь Галича, Перемышля, Звенигорода, Ушицы и Бакоти, Ярослав Осмомысл, сын Владимира. Отошел к Господу в 1187 году».

С глубоким волнением она прочитала старинную надпись и начала набожно произносить «Отче наш», молясь за душу великого государя своей родной земли.

* * *

После скромной трапезы, состоявшей из черного хлеба, меда и воды, которой монахи встретили высокого гостя и его спутников, Настя пошла осмотреть новую церковь и ее скиты, рассыпанные по близлежащим скалам.

Но только вышла она из киновии, как встретила неожиданно знакомого отступника, что шел вместе с каким-то очень старым монахом.

Она занервничала и решила разминуться с ним. Но он показал ее своему спутнику и сказал ему на ее родном языке:

— Это любимый юноша султана Сулеймана, христианин. Здесь был мой дом, дитя мое! — обратился он к Насте.

Старый монах с белой бородой всмотрелся внимательно в нее своими синими глазами, осенил ее крестным знамением, благословляя и сказал отступнику:

— Может быть, о. Иван, этот юноша хочет осмотреть нашу обитель?

— Да, — живо ответила Настя.

Она догадалась по обращению «отец Иван», что здесь не знают о его отступничестве, но она не хотела его предавать. Она понимала, что тогда он мог бы раскрыть ее тайну, что она — не юноша султана, а его возлюбленная.

Шли они втроем, как представители трех поколений. Настя еще дома слышала от отца про Святой Афон и про монастырь святого Пантелеймона, как про место, к которому испокон веков были обращены сердца и умы всех набожных паломников из нашей земли. Она также знала, что доступ женщинам на Афон был закрыт еще со времен царя Константина и что на Афоне не бывала еще ни одна украинка, даже княгиня. Ее сердце билось так, как у человека, покорившего ранее неприступную вершину.

— Ты не из наших ли краев, сын мой? Откуда? — начал старый монах.

— Из Рогатина, — ответила она.

— Знаю. Не уничтожили его еще бусурманы? — Боль отразилась в его синих старых глазах.

Войдя в церковь, в глубине которой блистал главный алтарь прекрасной работы, Настя набожно перекрестилась. Старый монах проводил ее к престолу и начал:

— Святую трапезу сію сотворили сице: собра воєдино злато, і серебро, і бисеріе, і каменіе многоцінно, і мідь, і олово, і желізо, і от всіх вещей вложи в горн. І егда смішашеся вся, слія трапезу. І бисть красота трапези сиріч престола неізреченная і недомисленная уму человіческому, занеже овида убоявляшеся злата, овогда ж серебра, овогда ж яко камень драгій, овогда ж інакова…

Глубоко врезались ей в душу слова этого монаха, хотя она не понимала, почему.

* * *

Идя дальше, к ближайшему скиту, она увидела красоту Святой горы. Кругом у подножий ее плескались чистые воды архипелага; лавровые деревья и плющ пышно скрывали наготу скал, высоко над которыми кружили орлы. Всюду царила тишина. Ее не прерывали ни рев зверей, ни блеяние отар овец. Уставом Святой горы запрещено пребывание на ней самок каких бы то ни было животных. Ничто не нарушает глубокой тишины. Только ветер время от времени свистит в горных ущельях или шелестит листвой деревьев и кустарника. И снова тишина. Одно лишь море глухо и однообразно шумит у побережья.

Плененная красотой афонской природы, Настя спросила старого монаха о том, кто выбрал эту гору для святой обители.

Старец, спускаясь с горы, утомился. Он сел отдохнуть на минуту и начал:

— Старинное предание Восточной церкви гласит: «Когда в Иерусалиме святые апостолы с Божьей Матерью кинули жребий, дабы определить, кому в какой земле проповедовать святое Евангелие, Богоматери выпала Иверская земля. Но ангел сказал ей, что эта земля освятится позднее, а ее сам Бог направит в урочное место. В это время Лазарь, что был тогда епископом на Кипре, очень хотел увидеть Богоматерь. Но он опасался приезда в Иерусалим, ибо там были его гонители. С дозволения Богоматери он прислал за ней корабль, на котором она отплыла к Кипру. Но по пути кораблю мешал противный ветер и он причалил к пристани Дафны, к Святой горе, на которой стоял храм языческого бога Аполлона, и куда приходило множество людей, чтобы услышать пророчества о своих сердечных тайнах и даже о тайне самой жизни. Только Богоматерь вступила на берег, все каменные идолы закричали: «Люди! Идите к пристани и примите Марию, Мать Иисуса!». Народ поспешил к берегу моря и с почестями принял Богоматерь. А она рассказала встречавшим ее про Иисуса. Все пали ниц и поклонились ему, уверовали в него и крестились. Множество чудес совершила здесь Матерь Божья и сказала: «Это место выпало мне по жребию, данного мне Сыном и Богом моим!». Она благословила народ и сказала: «Благодать Божья да пребудет в сем месте и с теми, кто в нем пребывает с верой и благословением… Потребные же для жизни блага дадутся им в изобилии малым трудом…» Она снова благословила народ и отплыла на Кипр. По истечении восьмисот лет снова явилась здесь Богоматерь — явилась Петру пустыннику во сне. Вот что это был за сон: святой Николай стоял на коленях перед Богоматерью и, указывая на Петра, просил ее, чтобы она указала ему место для монашеской жизни. Она сказала: «В Афоне, на горе будет покой его, то есть мой жребий, от сына мне данный, дабы отрекающиеся от мирской молвы и жаждущие духовных подвигов по силе своей без печали проводили там свою краткую жизнь…» Таким и будет святой Афон до скончания веков.