Мозаика - Гейл Линдс

Раз уж сыновья сорвали его первый план побега, Лайл мучительно изыскивал иной способ. Теперь, как никогда раньше, важнее всего стало то, что Маргерит погибла. И тут еще Крейтон. Он мог стать следующим президентом. Лайл не собирался допустить это.

Будущее уходило из-под контроля. Ему пора было обратиться к своим обязанностям. Кроме того, языки пламени адского огня сверкали слишком близко.

Думая на ходу, он продолжал разглядывать монаха. Может быть, в нем были ответы на многие вопросы. В его хитром мозгу начал обретать свою форму некий план.

Отец Майкл запахнул свое коричневое одеяние. Его седые брови нахмурились.

— У вас есть что-то еще, о чем вы хотели сказать мне, сын мой? Может быть, вы уже готовы к исповеди?

И тогда Лайл Редмонд решился:

— Пока нет, отец Майкл. Но скоро. Сначала нам нужно будет сделать кое-что другое. Нам с вами. Я знаю, вы хотите помочь спасти мою душу, поэтому я могу вам довериться, — его бледное, морщинистое лицо стало суровым. — Я собираюсь бежать из этой чертовой тюрьмы. И вы мне поможете.

11.05. СУББОТА

ОЙСТЕР-БЭЙ, ШТАТ НЬЮ-ЙОРК

У опушки леса, не видимый из особняка и других зданий в Арбор-Нолле, стоял обшитый красным деревом небольшой дом, который Лайл Редмонд построил для себя в качестве символа своей семьи. Прежде чем сюда переехали жена и дети, Лайл распорядился построить простой деревянный дом. В последующие годы он использовал это однокомнатное убежище не только для работы и размышлений, но и как постоянное напоминание семье и всему миру о гордом прошлом бедного мальчика, скромно начинавшего свою жизнь в Хеллз-Китчен[21]. И именно на ступенях этого дома Крейтон объявил о вступлении в президентскую гонку.

Идя к убежищу. Крейтон рассеянно смотрел вокруг. Подавали голос зимние птицы, а в отдалении приглушенно рокотал пенящийся залив. Но его вниманием владели отнюдь не тучи, собирающиеся на небе. В течение двух дней шторм трепал северное побережье Лонг-Айленда, и после него соленый воздух стал морозным и встревоженным, а море неспокойным. Но в это субботнее утро холодное голубое небо было ясным и солнечным.

Это было хорошо. Ему еще предстояло провести пресс-конференцию, и он хотел, чтобы она состоялась за главными воротами поместья, где его уже подстерегало большинство корреспондентов. Дождь мог загнать мероприятие под крышу, и репортеры получили бы возможность долго терзать Джулию, а этого нельзя допустить. Он шел быстро, поглощенный мыслями о своем деле. Время настойчиво подгоняло его. Всего три дня до выборов.

Крейтон кивнул агенту секретной службы, который на мгновение вышел из леса. С винтовкой наперевес, этот человек осмотрелся и вновь растворился среди деревьев. Подойдя к убежищу, Крейтон ощутил прилив гордости. Обойдя забор из кованого железа, который защищал этот рай от случайного проникновения детей, он запер ворота и поспешно вошел в домик.

В семье ходило много рассказов об этом изящном строении. В юности он слышал, как один из деловых знакомых отца сравнивал его с главарем разбойников, который, попав под иго богатства и обязанностей, создал пасторальное убежище, чтобы восстанавливать силы после жестоких вылазок в мир. Вероятно, тот человек был прав, потому что дом был личным убежищем Лайл а, куда он приходил, чтобы принять трудные решения, чтобы в покое почитать отчеты компании и посидеть в одиночестве на закате, попивая бренди, куря лучшие кубинские сигары и вслушиваясь в безмятежные звуки природы.

Президенты от Эйзенхауэра до Клинтона посещали Арбор-Нолл, и каждый из них приглашался в убежище на краю леса, чтобы выпить и поговорить без помех. Лайл всегда фотографировался вместе с ними на ступенях, иногда вместе с сыновьями и внуками. Случалось, что эти фотографии появлялись в газетах, журналах или на телевидении.

Ходили слухи, что здесь он иногда встречался с женщинами. Крейтон никогда не видел явных доказательств, но помнил, что персонал шушукался о том, как старик приезжал сюда в безупречном костюме с галстуком и несколько часов спустя уезжал в помятой одежде и с губной помадой на воротнике. Но в убежище не было кровати, а узкий диван вряд ли можно было приспособить для романтических отношений. И никто не видел, чтобы чужая женщина выходила на территорию имения.

Когда Крейтон вошел. Винс был уже здесь. Сын дожидался его в любимом кресле Лайла — мягкая кожа цвета сливочного крема, потемневшая до коричневого за те годы, что поддерживала тяжелое тело старика. Винс читал журнал «Форбс» и курил «Кэмеллайт 100». Им нужно было обсудить множество насущных дел.

Увидев отца. Винс сразу же отложил журнал:

— И что ты на самом деле думаешь о смерти Маргерит?

Крейтон закрыл дверь. На его ястребином лице появилось выражение меланхолии.

— Прискорбная ситуация, но, боюсь, это было необходимо. Она видела нашу женщину. И ты знаешь Маргарет. Она бы все перевернула, всех собак спустила, пока не нашла бы ее. — Он упал в кожаное кресло рядом с сыном. — Маргерит не знала пощады. Ее смерть мне меньше всего нравится. С другой стороны, представь, какой ущерб она смогла бы нанести, если бы прочитала содержимое пакета. Все деньги тут же ушли бы к отцу, а он их промотал бы. В том числе и твое наследство.

Винс скрестил ноги, и его летние брюки из бежевого хлопчатобумажного твида сложились модными складками. Он затянулся сигаретой. Нечто в нем радовалось этому убийству. В семье раньше не случалось ничего похожего, и ему было очень любопытно наблюдать.

— Ты прав. Я думал так же. Но когда мне позвонили сегодня утром, я был потрясен до глубины души...

— Извини, что не мог тебе позвонить. Твоя мать хотела сама сообщить тебе и другим детям. Я не мог делать исключения.

Он перешел к сути дела:

— Где пакет отца? Ты уверен, что Килайн не прочитал его? Это могло бы погубить нас.

Когда Крейтон сказал своему брату Дэвиду о наглом поступке старика, пославшего пакеты, Дэвид пришел в ярость: «Я говорил тебе, что нужно было убить эту старую сволочь. Мне совершенно наплевать, что он наш отец. Надо кончать с этим, Крейтон. Он опасен для нас. На приют для престарелых мало надежды». Но Крейтон повторил ему то, что сказал, когда они объявили Лайла невменяемым: «Если ты хочешь убить его, флаг в руки. Но тогда будешь платить налог на наследство за всех нас». Дэвид слишком любил деньги, чтобы пойти на это, так что Крейтон просто распорядился усилить охрану в приюте, а Джона Рейли и его персонал предупредили, что, если старый Лайл вновь выйдет из-под контроля, они будут уволены, а то и похуже.

Винс вытащил пакет в оберточной бумаге, который взял у Сэма Килайна, и протянул его отцу:

— Все под контролем. Килайн слишком дорожит своей работой, чтобы причинить нам серьезный вред.