Боишься ли ты темноты? - Николай Пономарев

— А ты что, одна живёшь? — спросил Сергей и его передёрнуло от двусмысленности вопроса.

— Нет, конечно, — улыбнулась Аля, — я бы одна не смогла. Я темноты боюсь, почти как наш Слава. Я живу с мамой, папой и братом. Наверное, они сейчас на даче, но если дома, тебя не съедят.

— Тебя съедят, — пробурчал Сергей, — скажут, приволокла мужика подозрительной наружности.

— Ерунда, — засмеялась Аля. — Пошли.

Сергей вздохнул и послушно пошёл за ней… Разногласия забылись.

Теперь Сергею предстояло кроме беготни по издательствам и переводов заниматься ещё и сбором документов. Правда, он так и не решился спросить у Ярослава его согласия. Подумал — мальчишка обрадуется, а бабка его нужную бумажку не подпишет… Лучше уж сначала всё собрать, а потом спросить Ярослава. Откажется — документы можно и выбросить. Тем более, сомнения в согласии Ярослава у Сергея были. В последние два дня он избегал Сергея, как мог. Может потому, что до сих пор болел, и жаловался то на тошноту, то на головную боль, а может, по какой-то другой причине. Чаще всего Ярослав лежал на кровати, положив перед собой книгу, и читал, беззвучно шевеля губами, или сидел с Женькой между теплицей и столярным цехом, тиская всё того же облезлого котёнка. Вика, стриженная под ноль, в нелепой соломенной шапочке на голове, наоборот, старалась как можно больше времени вертеться возле Сергея, совсем не приближаясь к Ярославу. Всё это было странно, тем более Сергей сам вдруг запутался в своих мыслях. Он постоянно думал об Але. О том, какая она милая и славная. И поражался сам себе. Ведь только недавно он решил, что никогда больше не полюбит, никого не подпустит к себе, а прошло совсем немного времени и он думает о девушке. Причём думает так, что уши краснеют, и ловит себя на том, что вот-вот начнёт её обнимать, не стесняясь воспитанников.

Об Але он думал и первого июня, в праздник детства, когда все воспитатели были на работе. Стоял за гаражами, курил и размышлял, что же будет дальше. Куда же его приведёт эта странная жизнь… Кто-то неслышно подошёл к нему сзади. Сергей обернулся. Рядом стояла Вика. Нарядная, накрашенная к празднику, в своей глупой шапочке и с травинкой в руках, которую периодически пожёвывала.

— Серёжа, — сказала она, — тебя Анна Игоревна ищет.

— Сергей Фёдорович, — уточнил Сергей. — Я пока что воспитатель, а ты — воспитанница из моей группы.

Вика опустила глаза и сказала:

— Ты злой! За что тебя только женщины любят?

— Кто? — усмехнулся Сергей. — Я что-то таких не встречал. Кроме тебя, конечно, но ты во мне просто заблуждаешься.

— Нет, я про тебя всё знаю.

— Я сам про себя всё не знаю.

— А я знаю, — Вика отступила на шаг, — только у тебя с Анной Игоревной ничего не получится. Вы не пара.

— Вика! — у Сергея прямо рука зачесалась ударить её. — Ты что, за мной следишь?

Вика пожала плечами, а глаза у неё стали злыми:

— Я тебя люблю! — заявила она. — И я могу сделать тебе очень плохо, если ты будешь на меня орать!

— И что же ты мне сделаешь?

Вика отошла ещё дальше.

— Одежду на себе порву и кричать буду, что ты меня изнасиловать хотел! И свидетелей найду! Вон, Снежинского со Шнайдером. Попрошу, они на тебя чего хочешь наговорят!

— Дура ты, — грустно сказал Сергей, — ну уволят меня. Пусть даже посадят. Что тебе, легче станет?

— А может легче. Потому что мне очень плохо, очень! — Вика заплакала и пошла в корпус.

Сергей стоял посреди дорожки, как побитый. Очень хотелось плюнуть на всё, уехать домой и напиться так, что забыть кто он и где он… Ничего у него не получается так, как хотелось бы. У гаражей что-то подозрительно зашевелилось. Сергей повернулся, но ничего не заметил. Тогда он решил, что это подкрадывается пустота. Она почувствовала его слабость и пришла за ним сюда. “Ну уж нет, — подумал Сергей. — Напиваться я не пойду”…

К обеду в детский дом приехали шефы — толстые мужики, вырядившиеся в тридцатиградусную жару в костюмы с галстуками, привезли подарки: книжки, игрушки, коробки конфет. Потом ходили по комнатам, общались с детьми. Вера Ивановна всё рвалась показать им Ярослава — как редкого воспитанника, говорящего на трёх языках, но тот спрятался от неё и шефов в мальчишеском туалете. Однако, Вера Ивановна была не из тех, кто отступает перед трудностями. Ради такого дела она даже забыла, что с Сергеем они не разговаривают, и настоятельно просила, чтобы он извлёк Снежинского и привёл к ней. Сергей пожал плечами и пошёл за Ярославом.

— Скажите ей, что мне плохо, — попросил Ярослав, сидя в туалете на подоконнике. Был он и правда бледный и измученный.

— Она поймёт, что я вру.

— И что?

— Die Lьge schmьcken keine Mдnner1, — вздохнул Сергей.

— Вы меня все ненавидите, — вдруг прошептал Ярослав, — а как кто приедет, так сразу показывать. Как зверька в цирке. Сами говорили, что нельзя с человеком делать что попало.

— Балда, — сказал Сергей. — Ты что несёшь! Кто тебя ненавидит?

— Вы, — Ярослав отвернулся, — Вам за меня влетело от директора. Теперь, если меня даже усыновить захотят, Вы мне такую характеристику напишите, что никто меня не возьмёт!

Сергей взял Ярослава за локти:

— Кто тебе сказал эту ерунду?! Вера Ивановна? Ну, она? И ты поверил?

— Простите… — Ярослав помолчал. — Так всё плохо получилось… Но я, правда, не хотел Вас подставлять… Ладно, пойдёмте.

Ярослав спрыгнул с подоконника и пошёл на выход. С каменным выражением лица. Сергей вышел за Ярославом в коридор и увидел, как того взяла за руку Вера Ивановна:

— Где ты вечно пропадаешь! Тебя люди ждут!

Ярослав что-то неразборчиво ответил.

— Ты в каком виде, — продолжила Вера Ивановна, — у тебя что, белой рубашки нет? Сегодня праздник, ты это понимаешь?

Она повела Ярослава в игровую, где сейчас находились шефы, а Сергей направился за ними. Он хотел послушать, что же там скажет Ярослав.

Зрелище было занимательное: на пороге комнаты Вера Ивановна начала обнимать Ярослава и тараторить что-то о его способностях, о том, как его все любят. Ярослав пытался отстраниться. На фоне Веры Ивановны он был совсем маленький, почти прозрачный, в старой помятой футболке и джинсах. Все мальчишки в детском доме носили спортивные шорты, а Ярослав, наверное, стеснялся своих шрамов. Сергей смотрел на всё это с ощущением чего-то дикого и неправильного. Потом встряхнулся — Ярослав стал читать стихи. Сначала испанские, содержание которых Сергей не уловил. Потом — немецкие. Про глупость и предательство. Несомненно, это предназначалось Вере Ивановне. Но она, конечно, ничего не поняла. Ярослава хвалили, дали ему коробку конфет, ещё что-то в пакете и он вышел. Задумчиво посмотрел на Сергея: